Эльвира Барякина - Князь советский
Магда пыталась придумать, как ей заработать денег на жизнь. Каждый день в номера «Метрополя» приносили советские газеты и листовки, в которых рассказывалось о том, что СССР собирается модернизировать свое производство и ему срочно нужна помощь в освоении новых технологий.
Магда написала брошюру о мыловарении и велела Нине перевести ее на русский.
– Я в подробностях описала, как у нас в Британии делаются мыло и стиральный порошок, так что мою книжку должны сразу взять в печать.
Но к ее удивлению никто из издателей не предложил ей заключить договор.
– Тема, конечно, интересная, но нам нужно разрешение от Главного управления по делам литературы, – сказали Магде в Госиздате.
В других местах потребовали еще и бумажку из Наркомата просвещения, в третьих – из Высшего совета народного хозяйства, а в четвертых – из ОГПУ.
– Они думают, что я написала что-то неправильное? – кипятилась Магда. – Пусть проверят – пусть отправят мою брошюру специалистам!
– Не будут они ничего проверять, – со вздохом отозвалась Нина. – Им просто не нужны проблемы с иностранцами. Кто вас знает – может, вы шпионка и вредитель? А им потом отвечать.
Хоть она и убеждала себя, что не имеет никакого отношения к Советам, ей было стыдно перед Магдой и за издательства, и за куклу англичанина, и за туфли за сорок рублей.
6.Нина тоже пыталась придумать, как заработать денег.
ВОКС, Всесоюзное общество культурной связи с заграницей, раздавало обитателям «Метрополя» билеты в Большой театр – чтобы иностранцы приобщались к советскому искусству. Но желающих слушать оперу было немного, и соседи охотно продавали билеты Нине – за символическую плату.
Они не догадывались о том, что Большой театр – это оплот высшего общества в СССР. Там можно было увидеть жен наркомов, известных писателей, а иногда и членов ЦК. Чтобы попасть в партер, люди были готовы тратить последние деньги, а билеты в ложи для иностранцев считались чуть ли не пропуском в рай.
Нина вернулась в номер после очередной сделки с театральными барышниками и разложила на кровати свое богатство. Сто тридцать рублей – немного, конечно, но теперь впереди забрезжила хоть какая-то надежда.
Спрятав деньги в вязаный кошелек, Нина выглянула в окно. Часы, установленные посреди площади Свердлова, показывали пять вечера. Куда, интересно, подевалась Магда?
Мисс Томпсон решила, что писательство – это ее призвание, и начала собирать материалы для будущей книги о СССР. Один раз Магда явилась к цыганам, живущим в Петровском парке, в другой раз отправилась в ночлежный дом, где обитали сотни уголовников, проституток и нищих. Она считала, что при ее росте и силе ей никто не страшен.
Стемнело, и по стеклу забарабанил мелкий осенний дождь. Нина несколько раз принималась за взятый в гостиничной библиотеке роман «Чапаев», но все ее мысли были только о Магде.
Куда ее занесло на этот раз? К чистильщикам уличных писсуаров? На партийное собрание троцкистов?
В час ночи в коридоре послышались тяжелые шаги и стук в дверь.
– Здрасьте… я вернулась… – проговорила Магда пьяным голосом.
Она прошлепала через комнату и прямо в ботинках и пальто повалилась на кровать.
– Что с вами?! – ахнула Нина.
– Это не со мной, это с Фридрихом… Он все-таки ко мне неравнодушен.
Магда нашла общежитие Коминтерна, пробралась туда через кухню и подоспела как раз к торжеству в комнате Фридриха – ему простили все вольные или невольные прегрешения в Китае и назначили пилотом на новенький пассажирский аэроплан.
– Fokker-Grulich F II! – со смаком произнесла Магда. – Теперь Фридрих три раза в неделю будет летать по маршруту Москва – Берлин.
Внезапно она побледнела и, вскочив, понеслась в уборную. Вскоре оттуда раздались утробные стоны – кажется, Магду рвало.
Ей было так плохо, что Нина всю ночь не отходила от нее. Когда Магде становилось чуть легче, она с нежностью в голосе описывала свою встречу с Фридрихом:
– Завтра будет проходит парад в честь годовщины революции, и Фридрих дал мне пропуск на трибуну для особо важных иностранцев. Это будет боевой смотр Красной армии – чтобы продемонстрировать врагам… ну, то есть нам… что советские люди ничего не боятся.
– А про ваши отношения вы говорили? – допытывалась Нина.
– Нам было не до этого! Фридрих сказал, что все ресурсы страны будут брошены на укрепление обороны. Враг не дремлет и… Ой, мне опять надо в уборную!
Нина сходила к дежурному по этажу и принесла свежие полотенца.
– Не умеете пить – не беритесь! – злилась она на Магду.
– У нас… то есть у Фридриха было горе, – слабым голосом отозвалась Магда. – Он убежденный сторонник Льва Троцкого, а ему пришлось отречься от него и подписать одну бумагу. Там говорилось, что китайскую революцию погубили троцкисты, вступившие в сговор с мировым капиталом. Но ведь иначе его могли посадить!
«Так вот за что ему дали „Фоккер-Грулих“! – подумала Нина. – М-да… вот тебе и герой-революционер!» Впрочем, она слышала, что всех остальных троцкистов поставили перед точно таким же выбором: либо опала и репрессии, либо предательство.
Она уложила Магду и легла сама, но сон к ней не шел. В глубине души Нина надеялась, что ее покровительница разочаруется во Фридрихе и поедет вместе с ней в Китай – в компании большой, самоуверенной Магды все было бы намного проще. Но, кажется, этим мечтам не суждено было сбыться.
– Я наверное не смогу пойти на парад, – чуть слышно прошептала Магда. – Но мне очень нужны снимки оттуда – я хотела вставить их в мою книгу.
– Спите, ради бога! – отозвалась Нина.
Пружины кровати страдальчески заскрипели.
– У меня в кармане пальто лежит пропуск… Нина, сходите вместо меня!
– Да я же не иностранка!
– Если вы пойдете в своей китайской шубе, никто не заподозрит, что вы русская. Вы, главное, молчите и не выдавайте себя. Я прошу вас!
Ее снова вырвало – на этот раз прямо на пол.
Нина уже была готова пообещать ей все, что угодно, лишь бы она угомонилась.
Глава 3. Годовщина октября
По подернутому влажной дымкой городу носились грузовики и топали молчаливые солдаты в буденовках с опущенными отворотами. В переулках темнели силуэты броневиков; временами раздавалось конское ржание и гулкий цокот копыт – кавалерия готовилась к параду.
Нина шла в толпе прохожих, прижимая к груди зачехленную фотокамеру. Магда сказала, что у нее осталась последняя пленка, и просила беречь ее, как зеницу ока.
