Патриция Грассо - Горец и леди
– О! Но, возможно…
– Не выдумывай оправдания там, где их не может быть! – бушевала Бригитта. – Ты, на чьей стороне, в конце концов?
– А разве у нас война? – сердито спросила кузина.
– Нет уж, – угрожающе понизив голос, проговорила Бригитта. – Для этого надо хотя бы что-то знать о враге. А мне до сих пор неведомо, каков он, этот Йен Макартур. Я больше не намерена это терпеть.
– Так что же ты…
– Бри!.. – послышался возле палатки голос Перси.
– Скажи Перси, что я хочу побыть одна, – твердо приказала Бригитта.
Сприн вздохнула и вышла наружу.
– Она желает побыть одна, милорд.
– Я хотел бы объяснить, что задержало Йена. Это Антония…
– Антония?! – Вопрос прозвучал очень выразительно.
– Да, вдова нашего брата Малкольма, – объяснил Перси. – Из-за нее, вернее, из-за ее заболевшей дочери, Йен не смог приехать. Он очень привязан к девочке.
– Бри не в настроении, – предупредила его Сприн. – Может, лучше дать ей отдохнуть? Утром она проявит больше понимания.
– Пожалуй, – неохотно согласился Перси. – Возможно, ты и права.
3
– Ну, что? – спросила Сприн, глядя на Бригитту, мрачно сидящую в палатке на одной из походных коек. – Надеюсь, никаких безрассудных поступков не будет?
При звуке голоса кузины Бригитта подняла отсутствующий взгляд, не сразу очнувшись от глубокой задумчивости.
– Пока нет, – медленно произнесла она. – Почему бы тебе не поужинать вместе с Джеми? А я посижу тут, подумаю, что мне делать.
Кузина покорно вздохнула и, ничего не сказав, вышла. Оставшись одна, Бригитта прилегла; мысли ее вернулись в прежнее мрачное русло. Как все-таки унизительно. На бракосочетание ее будущий муж не явился, прислав вместо себя брата, выехать ей навстречу не торопится. Ну что ж…
Внезапно на ее губах заиграла довольная улыбка, и Бригитта решительно тряхнула головой. Йен Макартур, несомненно, нуждается в хорошем уроке. Она ему покажет, что не следует пренебрегать женой. Она сейчас же отправится домой и не вернется до тех пор, пока этот невежа на коленях не будет умолять ее о прощении!
Бригитта принялась лихорадочно рыться в дорожном сундуке Сприн, пока не нашла одно из скромных платьев своей кузины. Нельзя быть в собственной одежде по дороге домой; никто не должен догадаться, что она знатная леди.
Спрятав платье под другой одеждой, Бригитта вновь задумалась. В лагере расставлены часовые, и, значит, она не сможет взять лошадь. Бригитта недовольно поджала губы, ну что же, она отправится пешком до самого замка Басилдон. Сколько бы ни пришлось идти – она доберется. А о еде и о ночлеге она даже не подумала, легкомысленно решив, что это как-нибудь устроится само собой.
Проснувшись среди ночи, Бригитта поняла, что проспала очень долго и едва не упустила шанс убежать. Сприн безмятежно спала, свернувшись калачиком.
Тихо встав, Бригитта вытащила из-под койки припрятанное с вечера платье кузины и, стараясь не шуметь, переоделась. На цыпочках она подошла к пологу палатки и прислушалась: можно ли выходить или нет? Все было тихо, но часовые, должно быть, где-то поблизости.
Ею овладела внезапная нерешительность. Сприн застонала во сне, и Бригитта замерла, вглядываясь в темноту палатки.
Но Сприн не проснулась, она только поворочалась на койке и затихла вновь. Подойдя к задней стенке палатки, Бригитта встала на колени и приподняла парусину. Она немного подождала, присматриваясь. Поблизости, кажется, никого не было. Она осторожно поползла на четвереньках к лесу. Добравшись до первых деревьев, Бригитта остановилась и прислушалась. В лагере по-прежнему было тихо. Уф… никто ничего не заметил. Осмелев, Бригитта поднялась на ноги и быстро углубилась в лес.
В лесу было довольно светло – в небе стояла полная луна, но как только позади померк свет костров, Бригиттой овладел страх. Собираясь бежать, она и не представляла себе, как жутко оказаться ночью в одиночестве в густом лесу. Совсем рядом зловеще заухал филин. Бригитта вздрогнула, и сердце ее лихорадочно забилось. Захотелось бежать сломя голову, все равно куда, лишь бы не стоять здесь, прислушиваясь к каждому шороху. Раздался тоскливый волчий вой, и девушка оцепенела, слишком испуганная, чтобы сделать еще хотя бы шаг.
Чувствуя, что ноги не слушаются ее, Бригитта прислонилась к дереву. Ей мучительно захотелось вернуться. «О Боже, какой позор! – подумала она. – Приползу как побитая собака!» Но, в конце концов, разве не глупо подвергать себя опасности из-за какого-то безмозглого шотландца, которого она даже, ни разу не видела, что же теперь делать?.. Всхлипнув, она кое-как устроилась под деревом и закрыла глаза. Вроде бы не так страшно. Оставалось лишь ждать рассвета.
Было еще темно, когда Бригитта, задремавшая было в довольно неудобной позе, встрепенулась и открыла глаза. Вздрогнув, она подобрала под себя ноги и крепче прижалась спиной к стволу, едва не завизжав. Из-за кустов на нее пристально смотрели блестящие глаза.
Она готова была уже вскочить и броситься бежать, но тут луна величаво выплыла из-за облаков, и Бригитта с облегчением перевела дух. Ее пристально разглядывал маленький лисенок, затаившийся под ближайшим кустом. Он был еще слишком неопытен, этот звереныш, чтобы бояться человека.
– Ах ты, хитрец, – изумленно прошептала она и протянула руку.
Любопытный, как все малыши, лисенок шагнул к ней, но тут же остановился и понюхал воздух, смешно шевеля носом. Потом, решив, что в Бригитте нет ничего опасного, подошел поближе.
– Ты, наверное, потерял свою мать? – Девушка поманила его к себе. Рыжеватая шерстка лисенка цветом напоминала ее собственные волосы. – Ну, иди, иди сюда.
Чувствуя себя уже не такой одинокой, Бригитта осторожно погладила зверька. И, отвечая на ласковое прикосновение, он доверчиво пристроился рядом с ней, ощутив благодатное тепло. Так вместе они и коротали время холода и страха.
Рассвет уже пробивался сквозь темную пелену ночи, но все, кроме часовых, в лагере Макартуров еще спали. Одинокий всадник, скакавший размеренным галопом, ворвался в центр лагеря. Приветствуя стражников, он спешился и неторопливо прошел к костру.
Шести футов росту, крепко сложенный и мускулистый, Йен Макартур был строен и статен. Он казался сухощавым, но, столкнувшись с ним в смертельной схватке, его враги скоро понимали, что силы ему не занимать. Недооценившие его обычно недолго сожалели об этом. Волосы и глаза Йена были черны, как безлунная ночь, а длинный прямой нос и полные губы делали его похожим на древних античных героев. Загорелое, обветренное смуглое его лицо и мужественный облик роковым образом привлекали женщин, а грубоватая чувственность, сквозившая в любом жесте, делала его особенно неотразимым.
