Джо Беверли - Нежный защитник
— За пьянку. У нас наказывают только за одно, дедуля. — Вертлявый молодой парень лукаво ухмыльнулся: — За то, что не выполнил хозяйский приказ! — И слуга заторопился дальше.
— Пьянка! — в бешенстве воскликнула Имоджин. — Он забил человека до полусмерти за простое пьянство?
Но Сивард равнодушно пожал плечами.
— Я же говорил, что Фицроджер правит здесь железной рукой, и так оно и есть. Пьянство может принести много бед. А вы, должно быть, не в своем уме, ежели собрались бежать отсюда только из-за того, что наказание показалось вам слишком суровым. Можно подумать, он и вас собирается высечь кнутом! — Однако Имоджин и не думала соглашаться, и сенешаль устало покачал головой: — Давайте хотя бы переночуем здесь, леди, или дождемся, пока он поговорит с вами сам. Это же чистое безумие — тащиться невесть куда на ночь глядя!
Имоджин, понурившись, вернулась на свое место у стены. У нее все равно не было сил идти дальше.
А вертлявый слуга с кружками эля уже прокладывал к ним путь через толпу. Он остановился возле них и ухмыльнулся:
— Держи!
Вручив Сиварду почти пустую кружку, он отправился по своим делам.
Сивард прокричал ему вслед благодарность и передал кружку Имоджин. Она сделала огромный глоток, радуясь возможности промочить пересохшее горло. Жажда была так сильна, что ее не волновало, кто пил из этой кружки до нее. Еще одно очко в пользу замка Клив. Она заставила себя вернуть Сиварду кружку с остатками эля, и тот проглотил его, довольно урча, и лихо вытер рот грязным рукавом.
Имоджин заставила себя подняться на ноги и даже почти сумела подавить жалобный стон. Ей было очень больно. Каждое движение превращалось в настоящую пытку. Ступни жгло, как будто она стояла на углях, и эта боль отзывалась во всем теле.
— Этак недолго и вправду охрометь, — пробурчала она себе под нос, с трудом удерживаясь в вертикальном положении. — Ну что ж, посмотрим, как тут и что!
— Леди, — воскликнул Сивард, с тревогой разглядывая ее окровавленные ступни, — вам вовсе не обязательно…
— Мы явились сюда ради спасения Кэррисфорда, — процедила она с мрачным упрямством. — Мои ноги еще могут мне послужить, и чем скорее я наберусь храбрости и попрошу помощи у Фицроджера, тем скорее мы сможем избавиться от этого вонючего маскарада!
И они потащились вдоль стен внешнего двора, стараясь держаться к ним поближе, где легче было увернуться от копыт нервного жеребца и не путаться под ногами у слуг. Но даже здесь им приходилось то и дело останавливаться и пропускать людей, таскавших припасы из кладовых, устроенных внутри толстых крепостных стен.
Внезапно она учуяла запах еды, и у нее громко забурчало в животе. Пекарня! Ее желудок все настойчивее напоминал о том, что на протяжении почти целых суток ей досталось лишь несколько глотков воды да немного эля. Неудивительно, что она так ослабела!
— Мы можем у них попросить? — шепотом поинтересовалась она, сама удивляясь тому, что ее может терзать такой дикий голод.
— За спрос денег не берут. — Сивард отважно доковылял до дверей пекарни. Имоджин заглянула через его плечо и увидела пекаря и подмастерьев. Они вынимали свежие караваи из горячей печи.
— Не найдется ли у вас краюшки хлеба для бедняков? — жалобно проныл Сивард.
Пекарь глянул на них и приветливо кивнул. Молодой подмастерье взял ломоть, упавший на землю, и кинул им. Сивард ловко поймал его на лету и, рассыпаясь в благодарностях, вернулся во двор. Пока они искали уголок поспокойнее, чтобы разделить добычу, Имоджин ощутила некоторое неудобство и едва успела с испуганным криком подхватить свою торбу. Завязки на спине оказались недостаточно надежными.
В ту же секунду возле нее возникла незнакомая пожилая женщина.
— Что, болит? — участливо спросила она. — Может, это схватки?
— Нет, — Имоджин отчаянно затрясла головой, — нет, еще осталось несколько недель!
— Смотри, милочка, не просчитайся. Ты сама-то откуда?
Имоджин была слишком занята тем, что держала свою торбу, не давая ей сползти на землю. Она затравленно оглянулась на Сиварда в надежде, что тот придумает подходящий ответ.
Он весьма правдоподобно изобразил грубого крестьянина, заботившегося только о себе, и со смаком надкусил драгоценный ломоть хлеба. У Имоджин тут же потекли слюни. Наконец он невнятно пробурчал:
— Мы из Татриджа. — Это была деревня на самом краю кэррисфордских владений, на границе с землями Уорбрика и Клива.
— Ничего удивительного, что вы снялись с места, — ведь там такое творится… — Женщина наклонила голову и замолчала, прислушиваясь. Видимо, ее кто-то позвал. — Надо идти. А ты не бойся, милочка, найди местечко поспокойнее да передохни! — И она исчезла в толпе.
Сивард в ту же секунду отдал хлеб Имоджин, и она с жадностью вонзила в него зубы. Никогда в жизни ей не приходилось есть ничего вкуснее этого хлеба, еще не остывшего после духовки. Ее нисколько не беспокоили песчинки, слегка похрустывавшие на зубах.
— Моя торба сейчас упадет, — пробурчала она с полным ртом.
— Ну и пусть падает! Она уже сослужила свою службу.
Имоджин отрицательно качнула головой и проглотила хлеб. Она не стала посвящать Сиварда в подробности того, как собирается использовать свою мнимую беременность. Его хватит удар при одной мысли о том, что леди Кэррисфорд хочет изобразить мать ребенка, у которого нет законного отца.
— Меня уже видело слишком много народа. Если нам все-таки придется бежать, не встречаясь с Фицроджером, лучше не привлекать к себе внимания. — Демонстрируя завидную выдержку, она заставила себя предложить сенешалю остатки хлеба, но тот покачал головой:
— Ешьте сами. Мне хватит.
Это была откровенная ложь, но Имоджин не нашла в себе сил настаивать и с удовольствием прикончила все до последней крошки.
— Должен признаться, что вы очень правдоподобно схватились за живот, — хмыкнул Сивард. — Я и сам уже чуть не поверил, что у вас из-под подола вот-вот выпадет младенец! Но если вы будете за него все время держаться, то рано или поздно к нам опять прицепится какая-нибудь сердобольная клуша. Давайте-ка отойдем в сторонку, и я посмотрю, что можно сделать.
Имоджин протиснулась в узкий лаз между наваленными в углу копнами сена, а Сивард пристроился сзади и задрал ей на спину подол юбки, чтобы добраться до завязок и покрепче затянуть узлы. Имоджин любовалась вечерним небом, стараясь скрыть, что от стыда готова провалиться сквозь землю.
— Эй, старый козел! — окликнул Сиварда здоровенный детина. Он нес куда-то охапку пик с такой легкостью, как будто это была вязанка хвороста. — И что тебе неймется? Смотри, твоя баба и так скоро лопнет! Не мог подождать до ночи? — Он грубо расхохотался, и все, кто был поблизости, стали переглядываться и гнусно хихикать.
