Лора Эштон - Тайна «Прекрасной Марии»
Холлис пожала плечами:
— Ты ведь тоже не любишь этих Мишле. Так что же тебя беспокоит, как я с ней разговаривала.
— Леди должна быть вежлива со всеми. Ты поставила в неловкое положение маму, вот за что я переживаю.
— Ты подожди еще, у меня такие новости, что если ты узнаешь, то перестанешь заботиться о Мишле. — Она улыбнулась и заглянула в чашку с чаем. — Ты можешь беспокоиться кое о ком прямо у нас в доме.
— Что ты такое знаешь? — спросила Мама подозрительно.
— Поскольку ты считаешь, что у меня плохие манеры, я не расскажу.
— Гм… Тогда я подозреваю, что ты все выдумываешь.
— Подозревай что угодно. В жизни об этом никто никогда не догадается.
Холлис не намеревалась сообщать об этом кому бы то ни было.
Мама Рэйчел смотрела на Холлис. «Кое-кто в доме» не могло означать кого-либо другого, кроме Адели. Мама Рэйчел открыла было рот, чтобы сказать это, но снова закрыла.
— Мне надо идти, — сказала она. — Я полагаю, если ты не выдумываешь, то сама расскажешь мне обо всем, когда тебе будет нужна моя помощь.
Сразу же после ухода Мамы Рэйчел в комнату влетела Фелисия.
— Если мне захочется побыть в одиночестве и подумать, предполагаю, что мне нужно будет совсем уйти из дома.
— Иди куда тебе заблагорассудится, — сказала Фелисия безразличным тоном.
Холлис сузила глаза.
— Это все из-за Романа, не так ли? Что за любовь? Почему бы тебе не оставить эту затею и не пойти поиграть в куклы? Ты никогда не получишь Романа!
Фелисия захлопнула крышку шкатулки.
— Почему бы тебе не бросить эту идею? Я никогда не замечала, чтобы Роман приходил увидеться с тобой. Нет ничего более патетического, чем старая вдова, ожидающая мужчину, который ее не хочет!
Холлис вспрыгнула со своего места:
— И ничего глупее, чем школьница, не замечающая того, что происходит у нее под носом. Так ты думаешь, что Роман ко мне не приходит? Роман приходить ко мне. Тогда, когда ты об этом и не догадываешься.
— Неправда. — Фелисия притопнула ногой.
— Прямо у тебя под носом, — уверила ее Холлис — Он мог бы так же приходить и к тебе. Ты должна выйти замуж девственницей, а так как он собирается жениться на мне, то это могло бы оказаться слишком потрясающим.
— Я не верю тебе! — Фелисия чувствовала, что ее глаза переполняют слезы. Она выбежала из комнаты прежде, чем Холлис смогла бы увидеть ее плачущей.
Когда Роман пришел с вечерним визитом, он обнаружил, что гостиная переполнена дамами дома, включая Холлис и Фелисию.
Он обратился к Салли:
— Могу ли я попросить вашего разрешения прогуляться с мадемуазель Фелисией?
Салли колебалась.
— Очень хорошо. Но помните, что еще слишком рано строить какие-либо… планы…
Роман предложил Фелисии руку, и она оперлась на нее, пока Холлис глазела на них, да и Салли смотрела встревоженно. Роман был хорошим другом, но он так стар. Стар для Фелисии. Не устанет ли он от Фелисии так же, как Поль устал от нее?
— Что же все-таки происходит? — поинтересовался Роман, как только они вышли на веранду.
— Н-ничего, — сказала Фелисия. Как она могла спросить его об этом?
— Дай мне догадаться самому. Холлис?
— Да. — Фелисия кивнула. — Она… она…
— Она сказала, что у меня с ней темные делишки, — предположил Роман.
Фелисия теперь уже иначе смотрела на него.
— Да, были, — честно сказал Роман. — Я не могу лгать тебе, дорогая, но я не горжусь этим.
Фелисия посмотрела на него взволнованно.
— Тогда… это правда? Она сказала… — Девушка вытерла глаза рукой. — Она сказала, что ты собираешься на ней жениться, — закончила Фелисия, почувствовав, что на этот раз она может получить еще более худший ответ. Тогда она тут же станет несчастной и перестанет лежать по ночам с открытыми глазами, думая о нем.
Роман взял Фелисию за руки и посмотрел ей в глаза.
— Никогда, — сказал он, стиснув зубы и поборов в себе злость на Холлис. — Никогда, с тех пор как я встретил тебя. Господи, помоги мне. Я люблю тебя, и если ты хочешь быть со мной после всего, что я наделал, я хочу жениться на тебе.
Тело Фелисии тут же расслабилось, и она прислонилась к его груди. Она подняла лицо, и Роман поцеловал ее.
— Я сделаю предложение после срока приличия, — сказал он. — Но ты можешь считать, что мы обручены. А Холлис предоставь мне.
— Хорошо, я так и сделаю, — ответила Фелисия. — Иначе я могу выбросить ее в окно за эту ложь.
Она встала на цыпочки, чтобы поцеловать его снова.
Когда они вернулись, Роман не был удивлен, увидев двигающуюся тень за колонной, после того как Фелисия прошла по веранде в дом.
— Подслушиваешь? — поинтересовался он.
— Если ты это так называешь! Мужчина, которого я жду, чтобы выйти за него замуж, предает меня с моей сестрой, — воскликнула Холлис.
— Стараюсь для тебя же, — согласился Роман. — Осмелюсь сказать, что ты переживешь это несчастье.
— Как ты смеешь! После того, что ты сделал со мной…
— Что ж, ты должна знать. Я действительно считаю, что нехорошо обошелся с тобой, — согласился он. — Но ты была настроена слишком решительно, Холлис, а я, боюсь, не слишком хорошо сопротивлялся.
— Я уверена, что папа примет это в качестве оправдания за надругательство над его дочерью.
— Я сомневаюсь, что можно испортить несуществующую добродетель, — ответил ей на это Роман. — Судя по тому, что ты рассказывала Фелисии. Но этому сейчас же будет положен конец.
— Я обо всем расскажу папе, — бросила она ему. — Он вызовет тебя на дуэль.
— Ему придется вызывать многих мужчин, — парировал Роман. — У него не хватит времени.
Он повернулся и ушел, оставив ее на веранде. Она сжала кулаки и хлопнула ими по колонне.
XXII. ТЕТУШКА КЛЕЛИ ЗАБОЛЕЛА
Баррет повернул ключ в двери белого коттеджа на Рампарт Стрит. Это был один из целого ряда одинаковых маленьких белых домов, аккуратно выкрашенный, с огороженным садом, красивыми занавесками на окнах, через которые иногда можно было видеть отблески позолоченного зеркала или добротного буфета из красного дерева.
Клодин нервно засмеялась, когда Баррет, схватив ее в охапку, перенес, как невесту, через порог. Она прижалась к нему, и ее новая шляпка съехала набок. Неужели это и есть то, что чувствуют белые девушки, выходя замуж?
Клодин засомневалась. Их кладут на большую кровать в родительском доме, под новый полог, украшенный амурами и прочими романтическими символами, и оставляют лежать, уставившись на него, пока не придет жених. Они, наверное, до смерти пугаются.
«Но мне не страшно», — сказала себе Клодин, когда Баррет опустил ее, и еще сильнее прижалась к нему.
— Взгляни-ка, дорогая, — сказал Баррет. — Нравится?
