Элизабет Торнтон - Опасная близость
– Нет, не сержусь.
Хотя она не понимала, что происходит сейчас в ее душе, Катрин знала, что гнева в ней нет. Она всегда владела своими чувствами, всегда жила по правилам, которые не подвергала сомнению. Сейчас же ее несло куда-то, куда – она не знала.
– Мне надо идти, – сказала она.
– Насчет домика… – Маркус замялся.
– Что?
– Если передумаешь, я буду ждать тебя там.
Они долго стояли, не произнося ни слова и глядя в глаза друг другу. Слышно было лишь сдерживаемое дыхание. Маркус наклонился к ее полураскрытым губам, и она метнулась в дом.
26
В камине весело плясал огонь; на столе ждало вино. Маркус хотел, чтобы на этот раз, если она придет, все было как надо. Он не собирался налетать на нее, как распаленный кабан. Он будет сдержан, ласков и нежен, если она того пожелает. Они будут пить вино, разговаривать, снова пить. Потом он поцелует ей руку, может быть, в губы, но, что бы он ни делал, он будет повиноваться ее желаниям. Он решил, что никогда больше не станет ошеломлять ее своей необузданной страстью. Он будет держать себя в руках – если только она придет.
Боже, а ведь он никогда по-настоящему не ухаживал за женщиной! Правильно ли он все делает?
Прошел час, и Маркус окончательно убедился, что она не придет. Он сам не знал, почему его разобрала такая злость. Он чувствовал себя преданным, забытым, одиноким… Наверное, он был смешон – вино, свечи… Будто впервые влюбленный юнец. Маркус не хотел бы, чтобы кто-нибудь из друзей увидел его в эту минуту.
Он налил себе бокал вина и в несколько глотков осушил его. Казалось, даже комната смотрит на него враждебно. Схватив пальто, Маркус набросил его на плечи и ринулся на улицу.
Пустошь, окружавшая дом, тонула во тьме и безмолвии. Хотя нет, безмолвие не было полным. Над головой тихо скрипели ветви под порывами восточного ветра, несущего с Северного моря снег с дождем. В такую ночь хороший хозяин собаку не выпустит из дому.
Ругая себя на чем свет стоит, он повернулся, чтобы уйти тем же путем, каким пришел сюда, но тут услышал что-то, не то вздох, не то стон, но был ли то человек или зверь – не понять. Но звук, донесшийся с ветром, мог быть и звуком его имени.
– Кэт?
Тень метнулась к нему – она; и вот они уже целовались так, словно это был их последний поцелуй. Бесконечный, жадный, безотчетный; они словно приникли к источнику, возвращающему жизнь.
Глухие ко всему, они стояли под секущим дождем, и холодные струи бежали по их лицам, но они не замечали ничего. Когда они наконец оторвались друг от друга, Катрин едва слышно шепнула:
– Не знаю, что я сделаю с тобой, Маркус Литтон. Ты заставил меня почувствовать такое, о чем я не подозревала…
– Что я заставил тебя почувствовать, Кэт?
– Все, – ответила Катрин беспомощно, и он самозабвенно поцеловал ее, понимая, что она хотела сказать.
Обняв ее за плечи, Маркус повел Катрин по крутой тропинке к дому. Перед пылающим камином они стали раздевать друг друга, преисполненные предвкушения и радостного ожидания. В доме не было слуг, которые занялись бы их мокрой одеждой, и они развесили ее на креслах сушиться.
Он разлил по бокалам вино, и они пили, сперва из бокалов, потом с губ друг друга, но им не нужно было вино. Он был опьянен ею, она – им. Они бросились на кровать, и лихорадочная страсть овладевала ими по мере того, как они снимали друг с друга остатки одежды.
Когда снимать уже было больше нечего, Маркус рассыпал ее роскошные волосы по подушке.
– Я так давно мечтал об этом мгновении, – прошептал он и погрузил пальцы в огненного цвета пряди, а потом поцеловал ее.
Катрин встала над ним на колени. Он хотел прикоснуться к ней, но она не позволила. Вся ее скромность, вся сдержанность улетучилась, и Маркус наслаждался, видя страсть, переполнявшую ее.
Она провела ладонями по его телу, крепкому и мускулистому, такому непохожему на ее тело. Его мощь почти пугала. Но она не боялась его. Это был ее Маркус.
Катрин поцеловала его в губы, шею и нежно прикоснулась к шрамам на его плече и бедре. Это были шрамы от ран, полученных им в Испании, тех ран, которые она врачевала в маленькой монастырской келье.
– Что такое, Кэт? – встревожился Маркус, заметив слезинки на ее щеках.
– Когда тебя принесли, – прошептала она, – ты потерял столько крови, что я думала, ты умрешь. Все мы так думали.
– Не плачь, я же не умер. И я не жалею о том, что меня так тяжело ранили. Иначе меня не поло жили бы отдельно от всех, и я никогда не встретил бы тебя. Ты жалеешь, что встретила меня, Кэт?
– Нет, – всхлипнула она и повторила: – Нет.
– Не надо грустить. Все будет прекрасно, обещаю.
– Я не хочу говорить о будущем. Не хочу вообще говорить, хочу просто любить.
– Тогда люби меня.
Она прижалась к нему, поцелуями и ласками возбуждая в нем неистовое желание. Казалось, она никогда не может насытиться его телом. Не осталось ни одного места на нем, которое она не поцеловала бы. Маркус предоставил ей полную свободу, пока наконец терпеть дольше стало невыносимо.
Он опрокинул ее на спину, жадно лаская ее грудь, бедра, живот. Положил ладонь ей меж бедер и смотрел, как от его движений взгляд ее становится все неподвижней, отрешенней по мере того, как она погружается в наслаждение. Он видел, что ее охватывает страсть дикарская, необузданная, какой в ней не было прежде, и понял, что она безраздельно в его власти.
Он поцеловал ее грудь и, не задерживаясь, заскользил губами и языком по животу, ниже, туда – меж бедер. Она выгнулась всем телом и вскрикнула, потом нежно застонала, торопя его.
Маркус завел ее руки за голову, прижав к подушке. Эта ее поза, откровенная, влекущая, вызвала в нем небывалое прежде чувство. Он хотел, чтобы она знала… он сам не знал что.
Катрин попыталась высвободить руки, чтобы обнять его, но, почувствовав, что он непреклонен, перестала бороться и подняла на него глаза. Маркус увидел в них доверие и покорность, и сердце его воспарило. Он был ее полным властелином. Торжествуя, он запрокинул голову, вошел в нее и замер, пораженный мыслью, что взял ее, движимый чисто животным инстинктом.
– Кэт! – хрипло выдохнул он.
Она крепко оплела его руками и ногами, и Маркус застонал, когда она подалась к нему, принимая его всего. Какой-то миг он наслаждался столь откровенным приглашением, но тут же забыл обо всем на свете и отдался ритму, захватившему их обоих.
Где-то в глубине дома гулко пробили часы. Маркус вытянулся в постели, пошарил рукой и мгновенно проснулся, поняв, что Катрин нет рядом с ним. Он рывком сел и окинул глазами комнату.
Никаких признаков Катрин, ничего, что показывало бы, что она провела с ним ночь: ни ленты, ни платка, ни даже булавки. Он с проклятием вскочил и стал одеваться.
