Карен Рэнни - Пока мы не встретились
Кэтрин стало трудно дышать. Она будто окаменела. Комната поплыла перед глазами.
«Моя любимая Кэтрин, я так о тебе тоскую.
Бывают дни, когда я просыпаюсь и чувствую твою ладонь на своей руке. Лишь мгновение твои пальцы ласкают меня, потом наступает рассвет. Мне кажется, что ты прощаешься со мной, когда я открываю глаза. Я помню, ты говорила, что ненавидишь темноту, а я стал любить ночь, потому что она сближает меня с тобой. Но возможно, я преувеличиваю, ведь я чувствую твою близость и наяву, когда пишу тебе. Боюсь, я излагаю свои мысли эгоистично, ведь у меня есть ты – внимательный слушатель, который не просит меня замолчать.
Женские молитвы помогают любому солдату, но все же скажи своему викарию, что тебе незачем проводить с ним столько времени. Я уверен, ты и так почти ангел».
Она делилась с ним мыслями, признавалась в малейших движениях души и тайных порывах.
Зачем Монкрифу писать ей?
Потому что Гарри было лень. Потому что он спал с другими женщинами. Потому что Кэтрин сама сходила с ума от любви и надоедала своими бесконечными письмами человеку, на которого они нагоняли скуку, и который относился к ним как к нежелательному напоминанию, что он женат.
Кэтрин сложила руки на туалетном столике и спрятала в них лицо.
Неужели она вызывала такую жалость, что Монкриф решил сам отвечать ей?
Сложив руки на коленях, Кэтрин бездумно сидела, пытаясь справиться с охватившей ее дрожью. Стук в дверь заставил ее очнуться. Кэтрин ожидала увидеть Монкрифа, но это оказался Уоллес.
– Ваша светлость!
Кэтрин встала, открыла дверь и с изумлением увидела, что Уоллес стоит в одной рубашке и панталонах.
– Ваша светлость! Горит главная башня! – Он заглянул ей через плечо.
– Монкрифа здесь нет. Возможно, он в винокурне. – Кэтрин почти не сомневалась, что муж там или еще в каком-нибудь месте, где ему быть вовсе не полагается. Он должен лежать в постели и поправляться после ранения. Но Монкрифу никто не указ.
– Да, ваша светлость.
Уоллес поклонился и поспешно отправился разыскивать Монкрифа.
Кэтрин бросилась к окну. Над круглой башней взлетали языки желтого пламени. Очевидно, пожар начался на чердаке, набитом старой мебелью.
Луны не было видно, дым от пожара закрывал звезды. Кэтрин прижалась лицом к холодному стеклу. Страшное зрелище горящей башни ужасало ее. Деревянные полы сгорят очень быстро, потом дойдет очередь до мебели и картин, потом – до сундуков на первом этаже.
Вдруг Кэтрин увидела, как по двору в одной рубашке бежит Монкриф, и сама выскочила из комнаты. Уоллеса не было на месте, Кэтрин схватила свой плащ, чей-то камзол и побежала к горящей башне.
Монкриф уже организовал две группы, которые по цепочке передавали друг другу ведра с водой. Кэтрин хотелось прокричать, чтобы он был осторожнее. Недавние мысли вылетели из головы, сейчас она думала только о грозящей ему опасности.
– Тебе нельзя здесь, – строго сказал Монкриф, подбежав к Кэтрин.
– И тебе тоже. – Она помогла ему надеть камзол на раненую руку. – Ты же болен.
В ответ Монкриф улыбнулся ей озорной улыбкой:
– Я же говорил, что быстро поправляюсь.
Кэтрин покачала головой и перевела глаза на бушующее пламя.
– Я так и не закончила инвентаризацию. Бог знает, сколько ценностей там сгорит.
– Будь это настоящие ценности, их не сунули бы в башню.
Кэтрин внимательно посмотрела на мужа: равнодушие к убыткам – как это на него похоже.
Монкриф ладонью пригладил волосы. На лбу остался черный след сажи. Кэтрин стерла его. Этот жест удивил обоих.
– Прости, – пробормотала Кэтрин, не желая объяснять, что просто хотела до него дотронуться. Все противоречивые чувства последних дней вдруг захлестнули ее.
Кэтрин столько месяцев горевала о человеке, которого никогда не существовало, и лишь сегодня поняла, что мужчина, о котором она грезила, – Монкриф. В памяти всплывали его слова, так напоминавшие фразы из писем. Было столько мелочей, которые должны были подсказать ей правду.
Сначала Кэтрин была погружена в свое горе и ничего вокруг не видела. А потом радость жизни, страсть и даже вожделение настолько переполнили ее сердце, что она словно ослепла.
Какой дар послал ей Господь! Право любить такого благородного и достойного человека!
Вот только любит ли ее Монкриф? Или его чувство – это жалость к обманутой жене, а потом к несчастной вдове?
– Возвращайся в дом.
– Не могу ли я чем-нибудь помочь?
– Скажи поварихе, чтобы готовила еду и горячее питье. Возможно, нам придется пробыть тут всю ночь.
Кэтрин кивнула и стряхнула пепел со щеки. Да, на улице холод. Она взглянула на небо.
– Снег пошел.
Тяжелые снежинки смешивались с дымом и пеплом, и на землю падали странные серые хлопья.
– Иди в дом. – Монкриф поцеловал Кэтрин в щеку. – Я не хочу беспокоиться еще и о тебе.
Кэтрин кивнула и не стала задавать никаких вопросов. К тому же рядом возникли заинтересованные зрители. Неподалеку стояла Гортензия с шалью на плечах и слушала Уоллеса, который что-то быстро ей говорил. Гортензия время от времени молча кивала. Тут же была и повариха с толпой судомоек и поварят, а сбоку выстроилась шеренга горничных.
Торопясь выполнить поручение Монкрифа, и оглядываясь на яростно гудевшее пламя, Кэтрин направилась к дому. Вдруг за спиной прозвучал знакомый голос:
– Да, похоже, я не вовремя.
– Викарий?
– Дорогая, неужели я вас напугал? Я не хотел… Священнослужитель приближался, но вдруг его скрыла дымная пелена.
– Что вы здесь делаете, викарий?
– Я принес известие от Глинет.
– От Глинет?
Теперь они шли к замку вместе. Викарий старался не отставать от Кэтрин.
– Где она? Где она была все это время? Почему не вернулась в Балидон?
– Простите мою настойчивость, но нельзя ли мне сначала выпить чего-нибудь горячего? А потом я отвечу на все ваши вопросы. Думаю, немного знаменитого балидонского виски придется как раз кстати.
Почти весь персонал Балидона был на пожаре. Кэтрин пригласила викария в красную гостиную – знакомое для него место, они часто сидели здесь после обеда, когда он приезжал вместе с Дуннанами.
Кэтрин сделала жест в сторону буфета и села на диван поближе к огню. К счастью, в камине жарко пылали дрова. Снегопад не прекращался, и в окне перед Кэтрин открывался прекрасный мирный пейзаж. Вот только Монкриф не сидел рядом, а под этим снегом сражался с огнем.
– Пожалуйста, викарий, угощайтесь. Наливайте сами.
– Позвольте, дорогая, я и вам немного налью? Мне неловко в одиночестве пользоваться вашей щедростью.
– Ну, хорошо, капельку.
Викарий повернулся к Кэтрин спиной и что-то слишком уж долго возился, наливая виски себе и ей. Кэтрин хотела спросить, не ищет ли он на стакане пятно. А может быть, у него в обычае произносить молитву не только перед едой, но даже перед стаканом виски? Однако она не спросила ни того, ни другого, прекрасно помня, чем закончилась их последняя встреча. Викарий покинул Балидон из-за ее грубости.
