Элизабет Лоуэлл - Только моя
Суровость ее тона поразила его. Он приподнял ее голову и заглянул ей в глаза.
— Это неправда, — просто сказал Вулф. — Ты пережила вещи, которые могли бы сломать даже взрослого, не то что ребенка.
Джессика горько покачала головой.
— Джесси, — прошептал Вулф, целуя ее веки. — Ты имела полное право убегать и прятаться по ночам, когда твой отец издевался над матерью, но ты приходила и оказывала ей помощь.
— Очень маленькую…
— Очень большую, — возразил он. — Ведь ты успокаивала женщину, которая сама должна была успокаивать тебя.
— Ее нельзя было успокоить. Я думаю, что под конец она была просто безумной.
Вулф закрыл глаза.
— Наверное, это было благом.
— Да. Но я осталась одна. Я думала, что умру, когда она умерла от холеры. Я так болела… Тогда он пришел, искупал меня, и стал кормить жидкой кашей, и согревал, пока тоже не умер.
— Кто он?
— Лорд… Мой отец. Все либо уже умерли, либо были при смерти. Я пыталась ему помочь, но в конце концов ветер забрал и его. Я думаю, он хотел этого…
У Вулфа перехватило в горле.
— Ты была совсем маленькой. У меня сердце кровью обливается, когда я представляю тебя, одинокую и напуганную.
— Так было до того времени, пока не появился ты, — произнесла она спокойно. — Я старалась не показать, какая я трусиха, но ты все-таки узнал.
— Молчи, — сказал он, целуя ее ресницы. — Трусиха убежала бы из дому и оставила Виллоу рожать в одиночестве. Ты так не поступила. Несмотря на свои кошмарные воспоминания, ты была при ней и не выказала ни малейших признаков страха. Калеб сказал, что ты вела себя спокойно, как доктор.
— Мой страх усугубил бы положение Виллоу. Я не могла себе это позволить. — Каким-то особо доверительным тоном она добавила: — Ты прав, Вулф: она редкая и замечательная женщина!.. А после того, как я видела ее роды, ее боль и потом ее радость, я стала гораздо меньше бояться.
Улыбнувшись, Вулф тыльной стороной ладони погладил щеки Джессики. Она слегка повернула голову и поймала указательный палец губами. Быстрый вдох Вулфа, когда она лизнула его кожу, сказал ей о его благодарной реакции.
— И Калеб научил меня кое-чему, — продолжила Джессика.
— Правда?
— Угу.
Вулф замер, когда ощутил кончик ее языка между пальцами.
— Когда я увидела Калеба с сыном, я поняла, что наследники нужны людям не только для того, чтобы было кому передать титулы и имения.
Вулф с трудом понимал то, что она говорит. Он раньше и вообразить не мог, чтобы Джессика вот так ласкала и покусывала его.
— Ты тоже научил меня кое-чему.
— Еще, — прошептал он.
— Что?
— Покусай меня, эльф.
Улыбнувшись, она скользнула зубами по чувствительным местам пальцев. Дойдя до их основания, она сунула между ними язык.
— Я тебя не учил этому, — сказал он хрипло.
— Но ты научил меня иному, более важному.
— Разве?
— Да, — шепнула она. — Я увидела в тебе благоговение и желание вот так же держать на руках собственного ребенка… Вулф, позволь мне подарить тебе ребенка…
Он окаменел.
— Люби меня, Вулф… Позволь мне любить тебя… Позволь мне вернуть часть той красоты, которую ты подарил мне…
— Джесси, — вздохнул он, приложив большой палец к ее губам. — Все в порядке. Тебе не нужно платить мне тем же.
— Но я хочу!
Он грустно улыбнулся.
— Ты проснулась от страшных кошмаров.
— Это не старые кошмары. Это новый.
— Ты помнишь его?
— Господи, все очень просто. Ты ушел, и я осталась одна, а ветер настойчиво повторял мне, какая я никчемная женщина.
Руки Вулфа напряглись.
— Ты не никчемная.
— Тогда почему ты не хочешь сделать наш брак настоящим?
— Джесси, эльф…
Она ждала, глядя на него с надеждой, которая, словно заря, светилась в ее глазах.
— Сладкая моя девочка, — шептал Вулф, целуя Джессику между словами, — дело не в том, чего я хочу или не хочу. Просто нет общего будущего у шотландской аристократки и американца-полукровки. Ты не рождена для условий Дикого Запада. А я рожден. Я родился не для изысканных гостиных Лондона. А ты именно для них. Тебе нужен более цивилизованный муж, чем я. А я… — Его голос прервался. — Когда-нибудь ты признаешь, что мы не подходим друг для друга, и попросишь развода.
Джессика открыла было рот, чтобы возразить, но Вулф крепко поцеловал ее — настолько крепко, что она застонала
— А до того дня, — шепотом продолжил он, оторвавшись от губ Джессики, — мы можем наслаждаться друг другом так, что твоя девственность останется нетронутой для того лорда, которого ты в конце концов получишь в мужья в полном смысле этого слова.
— Никогда у меня не будет другого мужа, кроме тебя
— Будет, — мягко возразил Вулф. — В тебе слишком много страсти, чтобы вести жизнь монашенки, и теперь ты сама это знаешь. И, слава богу, я тоже. Я едва не теряю сознание, когда ощущаю твой аромат, твое тело, слышу твои стоны во время поцелуя.
Не дожидаясь ответа, Вулф припал к ее губам, возбуждая ее движением языка. Он скользнул ладонями по груди и круговыми движениями пальцев расправил и напряг бархатные соски. Из горла Джессики вырвался прерывистый стон Вулф поднял голову, опасаясь, что его пыл испугал ее.
— Страх или удовольствие? — спросил он глухо.
— Что? — переспросила она, прислушиваясь к блаженному теплу, разливающемуся по всему ее телу.
Руки Вулфа продолжали покачивать упругие груди, и тепло в ее теле превращалось в сладостное жжение. Она сделала движение навстречу ему. Из ее уст вырвались неясные звуки, и можно было разобрать лишь его имя.
— Вулф…
— Джесси, — выдохнул он. Его пальцы ласкали затвердевшие маковки грудей, обращая соски в гордые, дерзкие короны. — Твое тело говорит мне все, что мне хочется знать сейчас.
Ее мысли путались и разбегались по мере того, как золотое пламя охватывало ее. Она ощутила дыхание Вулфа на сосках и поняла, что сейчас его рот втянет в себя ее грудь и она поплывет в истоме…
— Погоди, — сказала она, задыхаясь. — Я хочу… — Но она не могла найти слов, чтобы выразить свое желание.
— Все хорошо, — пробормотал Вулф, трогая губами твердый бархатный сосок. — Я знаю, чего ты хочешь. Я тоже хочу этого.
— Ты тоже?
Вопрос Джессики вынудил Вулфа поднять голову, хотя ему не хотелось отрываться от ее груди.
— Разве тебе это не ясно? — шепотом спросил он.
— Не вполне.
Щеки Джессики были пунцовыми не только от зари, но все же она заговорила. Желание узнать было не меньше, чем жажда наслаждения.
— Если ты ласкаешь меня, ты даришь мне солнце, — начала она.
