Шерри Джонс - Четыре сестры-королевы
Она не стала напоминать, что сама тоже болела и у нее был такой жар, что Жюстина погрузила ее в холодную ванну, чтобы не допустить горячки, но Ричард лекаря к ней не вызвал.
– Целители все – обманщики, от них больше опасности, чем пользы, – заявил он. – Они ничем не помогли моей бедной жене – и после этого хотели, чтобы им заплатили.
«Это я твоя бедная жена», – хотела сказать Санча.
Лежа на кровати в ожидании, она размышляет о браке. Женщины в Уоллингфорде без конца говорят о своем замужестве, о сделках, о детях, о домашнем хозяйстве, о путешествиях. Санча с одним лишь ребенком, отстраненная мужем от его дел, пробовала говорить о любви, как малыш, тыкающий прутиком в муравейник. Женщины помладше удивленно смотрят на нее, а те, что старше, только качают головами и цокают языками. Что говорил про брак Ричард? Что это уксус, а любовь – масло?
Но родители же любили друг друга. Их любовь была как роман – красавица из Савойи и граф из Арагона, – и в то же время это был настоящий дружеский союз. Мама не только рожала папе детей и следила за их воспитанием, она распоряжалась расходами по дому, присматривала за слугами, вела переписку, содержала замок и делала для мужа многое другое. Так же вела себя Изабелла Маршал, когда была женой Ричарда. Но Санче он не позволяет ничего за него делать, только приглядывать за малюткой, которая для взрослой женщины – собеседник неважный.
На время она завоевала привязанность Ричарда, хотя иногда, перебрав немецкого бренди, он бывал с ней груб. Теперь же он не дает ей ничего, только гладит по голове, как собаку. Ах, хорошо бы быть собакой! Тогда она хотя бы привлекала его внимание, и он бы что-нибудь ей поручал.
Во Франции он пресекал все ее попытки помочь сестре. Элеонора просила сыграть на набожности королевы Бланки Кастильской, «как только ты умеешь», чтобы уговорить ее отдать английские земли обратно королю Генриху. Ведь он поддержал крестовый поход, но не сможет отправиться в Святую землю, пока не соберет достаточно денег – например с Нормандии.
Ричарду, намеревавшемуся во Франции заключить договор – и попытаться вернуть Нормандию, – поначалу эта мысль пришлась по душе.
– Если кто-то может тронуть сердце Белой Королевы, то это наша милая Санча, – заметил он Элеоноре.
Но она, наверное, что-то сказала не так. Когда Ричард представил ее, она спросила королеву, не сопроводит ли та ее в Ла-Сен-Шапель, собор, построенный королем Людовиком, чтобы держать там часть Истинного Креста и Терновый венец, «Чтобы я могла почтить реликвии Христа под вашим водительством». Королева улыбнулась и сказала, что, конечно, с радостью.
– Как приятно видеть такую преданность нашему Господу в столь молодой душе. Конечно, когда я была в вашем возрасте, это было в порядке вещей, но сейчас в университетах нашей молодежи преподают учение Аристотеля, если вы можете себе это представить.
– Наша мать учила нас Аристотелю, – сказала Санча, желая произвести впечатление на Белую Королеву. – Мне понравились его идеи.
– Вот как? – Королева подняла одну выщипанную бровь. – Но его Бог включает в себя божественное знание, неподвластное смерти.
– Да, госпожа… – Санча, никогда не любившая читать, особенно по-гречески, силилась найти умный ответ, перебирая смутные воспоминания об уроках философии. – Но… разве это не было написано до рождения Иисуса? Нужно видеть его в той обстановке, – процитировала она маму.
Голубые глаза королевы покрылись льдом.
– Да, вы несомненно сестра Маргариты.
От этого сравнения с Маргаритой, умнейшей женщиной из всех, кого она знала, и такой сообразительной в ответах, Санча зарделась.
– Похоже, я ей понравилась, – сказала она Ричарду, когда они сидели на устроенном для них обеде – свежая рыба под кислым лимонным соусом, молодой зеленый горошек, жареная телятина, картофель, посыпанный сыром и травами. Ричард ничего не ответил и в следующие несколько дней только хмыкал на Санчины вопросы, когда же она сможет поговорить с королевой Бланкой. Когда она стала настаивать, он погладил ее по голове и посоветовал набраться терпения, сказал, что это деликатные переговоры, что у королевы почти нет времени даже для него и что нужно ждать своей очереди.
Наконец, когда он повел ее к карете для возвращения домой – досадуя на свою неудачу с возвращением земель Генриху, так как и его кошелек от этого бы тоже потяжелел, – Санча спросила его еще раз: что случилось, почему ее встреча с французской королевой не состоялась?
– Я обещала сестре, что не разочарую ее.
– Ты никого не разочаруешь, если будешь держаться подальше от Бланки, – ответил Ричард.
Он всегда обращался с ней, как с ребенком. Когда они только что поженились, она и правда оставалась по-детски наивной и непосредственной. Это была не та уверенная в себе женщина, которой ей хотелось стать. Она не умела заставить сестер дать ему то, чего он хотел. Но теперь она изменилась. Теперь она сильнее, взрослее. Она окажет поддержку Ричарду, если он позволит. Она снова заставит его гордиться ею, как он гордился на ее празднике в честь первенца.
На тех торжествах она надеялась еще не раз увидеть, как его глаза сверкают гордостью. Но когда прошло шесть месяцев с рождения Эдмунда, Ричард не устроил праздника. Возможно, теперь наступило время для этого. Она может сама все подготовить, от него не потребуется ничего, кроме уважения к ней, потому что она очень постарается заслужить его признание.
На этот раз не будет Жанны де Валлетор, чтобы испортить ее день – Трембертон далеко от Беркхамстеда, – и Флория не причинит беспокойства, потому что евреев, конечно, не пригласят, и жена Авраама не посмеет прийти, как тогда Жанна.
Санча сидит, выпрямившись на кровати. Придут самые видные английские бароны с женами, и дядя Питер, и дядя Бонифас, и Элеонора, и Генрих. А потом, когда Ричард увидит, какой умелой она стала, он позволит ей более тесно сотрудничать с ним в его делах. Она может приносить такую же пользу, как Авраам, или стать таким же партнером, как была Изабелла Маршал – которая, если и не завоевала верности Ричарда, добилась его уважения.
Но где же Ричард? Уже почти совсем стемнело. Он, наверное, забыл свое обещание скоро прийти или, может быть, думает, что она спит. А на самом деле она совсем не спит, слишком возбуждена, чтобы заснуть.
Она встает, надевает туфли и идет по замку. Его нет в канцелярии; там пусто, свет от тусклой лампы косо падает на запыленные свитки на высоких полках. В сокровищнице лишь еврей в одиночестве сидит за большим столом, щурясь от ярких свечей в канделябре. В главном зале толкутся слуги, просители и купцы, но Ричарда там нет. Пусто и в его покоях. Она спускается в сад, где небо кровоточит захватывающе-красным, как румянец спелого персика, и тут Санча слышит голос мужа, тихий шепот. Идя на звук, она обходит цветущую глицинию и видит, как он обнимает за талию еврейку Флорию, как прижимает ее к себе, заглядывает в глаза с теплотой, когда-то предназначавшейся Санче. Ее сердце начинает колотиться, она прижимает руки к груди и пятится назад, чтобы ее не заметили.
