Алина Знаменская - Рябиновый мед. Августина. Часть 1, 2. Дом. Замок из песка
– Не надо, бабушка! Не вспоминайте! – взмолилась Ася, видя, как у той дрожат пальцы.
– Гнев свой не знала, куда деть. Позже кормилица ребенка-то унесла, я уж и забыла о своих словах-то, в сердцах брошенных. А после похорон-то отец твой из села исчез. Да вместе с тобой!
Софья Аркадьевна помолчала.
– Плохо мне потом было, на поиски посылала. А нет бы – сразу простить. И его оставить, и тебя – себе на радость? Ну хоть перед смертью свиделись. – Софья Аркадьевна улыбнулась Асе и нашла ее руку.
– Бабушка, вы будто уж оставить меня собрались! – покачала головой внучка.
– Хватит, пожила. Теперь ты за меня живи – долго и счастливо. Алексея люби, хороший он человек. Теперь свечи вели Саввишне принести. Пошлите за батюшкой. Смертное мое в комоде, в верхнем ящичке. Гроб готовый на чердаке стоит. Положите меня рядом с Сергеем Павловичем и Наташей, матерью твоей. А теперь ступай, устала я.
Ася вышла из бабушкиной спальни. Отдав распоряжения, пришла в гостиную. Ей захотелось остаться одной. Она прошла в диванную, где ей особенно нравилась нижняя часть оконных переплетов. Туда были вставлены разноцветные стекла – красные, синие, желтые и зеленые. Если смотреть на мир через эти стекла, то и сад, и беседка, и качающиеся березы приобретали волшебный и фантастический характер. Наверняка здесь любила сиживать ее мать. Ася впервые смотрела на этот дом как хозяйка, и он казался ей особенно прекрасным. Впрочем, все в нем говорило о прежних обитателях, о Софье Аркадьевне, о ее отношении к жизни и отзывалось у Аси в душе щемящей грустной мелодией. И она плакала искренне, навзрыд – приходилось терять по-настоящему близкого человека. Жизнь зачем-то свела их, чтобы разлучить. Но это не были слезы отчаяния, скорее – слезы благодарности за встречу.
Сделали, как велела хозяйка, – зажгли несколько восковых свечей, позвали попа. Даже на смертном одре Софья Аркадьевна оставалась распорядительницей – все предусмотрела, обо всем позаботилась.
И утром умерла. Это утро все перевернуло в жизни обитателей имения. Ася рассказывала Маше, а сама в который раз как наяву переживала случившееся.
В утро похорон внизу послышался шум. Будто кто мебель двигал. Сначала не придали значения, подумали – дворник готовит нижнее помещение к выносу гроба. Но вскоре шум шагов и громкие голоса на лестнице заставили думать иначе. Дверь распахнулась, и в проеме показались незнакомые люди. Это были грабители, Ася сразу определила их этим словом. Во взглядах и лицах, в одежде – небрежной, подобранной случайно, с чужого плеча, – во всем проглядывались разбойники. Все, а их было трое, были вооружены. Не найдя чем поживиться внизу, они поднялись наверх. Это все Ася осознала потом. А тогда вторжение нежданных гостей настолько возмутило ее, что она потребовала объяснений.
– А ты, барынька, не шуми, – предложил ей высоченный детина в распахнутом кафтане и тельняшке. – Цацки давай, золотишко там, и мы уберемся подобру-поздорову.
Сопровождающие его парни бесцеремонно заглядывали в ящики стола, открывали стеклянные дверцы горок. Ссыпали в мешок столовое серебро, снимали со стен старинное оружие.
– Вас даже смерть не смущает? – презрительно поинтересовалась Ася. Она уже слышала от бабушкиных соседей о безнаказанных грабежах и бесчинствах, но оказалась не готова к этому.
– Не смущаеть, – хмыкнул верзила. – Хороните себе, кто ж вам мешаеть? Золотишко-то давай, жду…
– Что ж творите-то, окаянные! – взвилась Саввишна, появившись из холодной с двумя длинными полотенцами (гроб опускать) и не понимая, что происходит. – Посуду не трожь! – вскрикнула она. – Посуда-то парадная, для обеда!
Верзила легонько отодвинул ключницу, толкнул к столу. Маруся тоненько завыла, прижимая к себе младенца. Саввишна ухватилась за обеденный стол, удивленно обернулась на грабителей, взглянула на гроб, где лежала безразличная к разграблению собственного дома, некогда столь грозная хозяйка. Всхлипнула ключница и запричитала.
– Не стыдно так со старой женщиной? – не сдержалась Ася. – Забирайте, что найдете, и уходите. Золота у нас нет – хозяйка все пожертвовала на нужды военного госпиталя, что тут размещался.
– Ну, выносите, выносите покойничка-то, – поторопил один из грабителей. – Некогда тут с вами…
После похорон они вернулись в разоренное гнездо. Обе горки были пусты. В столовой валялись осколки синего с позолотой сливочника из того самого сервиза, который всегда стоял на чайном столе Софьи Аркадьевны. Увидев эти осколки, Ася опустилась на пол и заплакала горько, безутешно. Вместе с сервизом николаевского фарфора пропали ее мечты о красивом доме. В один день она потеряла только что обретенную бабушку и дом, о котором грезила всегда. Оставаться здесь было опасно. Нужно было что-то решать.
Вид разоренного господского дома особенно подействовал на старую Саввишну. Из деятельной, энергичной ключницы она в один миг превратилась в тень. Ася еще копошилась, перетаскивая оставшиеся вещи в домик управляющего, а Саввишна с безразличием двигалась по дому, изредка тяжело вздыхая и качая головой.
Приехал сосед и рассказал, что недалеко от его имения крестьяне подожгли господский дом. Сам он задумал ехать за границу и Асе советовал позаботиться о себе.
С тяжелым сердцем она собирала вещи свои и ребенка. Что ждет их в дороге? Как доберутся они до Любима в смутное время, когда все куда-то едут и бегут? Решено было, что Маруся поедет с ними в качестве няньки Юлиана.
– Ты, Тина, не бросай девку, – просила Саввишна. – Выведи ее в люди. Стара я для нее, да и сил вовсе не осталось.
И только когда сборы были закончены и сторож-дворник привел подводу и стал перетаскивать на нее поклажу, Саввишна поманила Асю в дом и повела за собой в холодную, где за сундуком был устроен тайник.
– Не все барыня госпиталю-то отдала, – сказала ключница и достала небольшую шкатулку резного дерева. Внутри шкатулки лежали несколько золотых вещиц – булавка с зеленым камнем, золотой, на цепочке крестик, несколько колец и брошь из рубинов. – Возьми. Свое-то хозяйка отдала на госпиталь, а бабкино не посмела. Пригодится.
– Не беспокойся, Саввишна, за Марусю. Все будет хорошо. Приедет Алексей, мы вернемся.
– Дай-то Бог…
Ася обняла ключницу, к которой привязалась за эти два года как к родной.
Рано утром они были на станции, где едва втиснулись в поезд, направляющийся на Москву.
Ася не была в Любиме два года, а казалось, что десять лет. В городе появились новые лица, новые настроения. Какие-то иностранные военные, Ася позже узнала, что это солдаты-румыны; фронтовики, многие из которых были теперь инвалидами; незнакомые парни в кожаных тужурках; рабочие, строящие за городом железную дорогу. Над зданиями земства и Думы развевались красные флаги.
