Михаил Щукин - Конокрад и гимназистка
И предчувствие его не обмануло.
Кофтунов встретил радостно и шумно, сразу же велел подать в гостиничный номер шампанское и колоду карт. С треском распечатал ее и от удовольствия даже сморщил нос, который за годы, прошедшие с первой встречи в Екатеринбурге, стал еще мясистее и приобрел фиолетовый оттенок. За картами и за шампанским Николай Иванович осторожно вывел разговор на недоброжелателей Кофтунова по тюремному ведомству, которые абсолютно не ценят административного таланта такого замечательного человека, вынужденного пребывать в столь тяжких поездках по Сибири, в ответ услышал благодарные слова за сочувствие и лишь после этого приступил к главному: только Дмитрий Алексеевич, слуга престола, неподкупный и честный, может оказать ему помощь в очень важном и щекотливом деле. Кофтунов насторожился, бросил карты на стол и стал внимательно слушать. Николай Иванович четко и толково принялся рассказывать о злоупотреблениях ново-николаевского полицмейстера Гречмана, предъявляя в качестве доказательства копии бумаг, добытых у акцизного чиновника Бархатова.
— А каким образом эти бумаги к вам попали? — спросил Кофтунов, не поднимая головы от разложенных на столе листов.
Николай Иванович был готов к ответу:
— Совершенно случайно. Я, знаете ли, мужчина одинокий, хм… как бы аккуратнее… с девицей одной пребывал, а до этого она господина Бархатова посещала, когда на него неизвестные напали, — я думаю, что это люди Гречмана были, хотели улики изъять и уничтожить. Бархатов как чувствовал — успел бумаги девице сунуть. А она мне их отдала — зачем, говорит, я такую страсть хранить буду? Я, знаете ли, человек не боевой, хотел их сначала даже выбросить, да тут случайно прочитал о вашем приезде и, зная вашу честность…
Кофтунов слушал его, не поднимая головы. Вдруг неожиданно вскинул взгляд и перебил:
— Но вы же понимать должны — я совсем по другому ведомству, это не моя епархия, как я это все представлю?
— Вам виднее, Дмитрий Алексеевич, только я вот сейчас подумал…
— Ну-ну… — ободрил его Кофтунов.
— Только я подумал… Считайте, что это уважаемые жители Ново-Николаевска к вам обратились. Лично к вам.
Глаза Кофтунова блеснули:
— На бумаге пусть они обратятся. А?
— Я так думаю, что обратятся.
Кофтунов закурил, помолчал и честно признался:
— Это же для меня подарок судьбы. Если я паршивого полицмейстера разоблачу, я же всем своим злопыхателям рты позатыкаю! Вы для меня — как ангел с доброй вестью.
За неспешным разговором, больше уже не прикасаясь к картам, а только попивая шампанское, они провели остаток вечера и договорились, что в скором времени Кофтунов прибудет в Ново-Николаевск, а о прибытии своем известит через объявление в газете, чтобы соблюсти все в тайне.
И вот объявление появилось. Обозначало оно, что через три дня Кофтунов будет находиться в Центральных номерах по улице Асинкритовской и будет ждать Николая Ивановича после обеда. Приедет он с дальнейшим планом действий, предварительно поставив в известность начальника губернской полиции, потому как действовать, полагаясь только на собственный страх и риск, опасался.
Оставалось два дня. И за эти два дня должна была появиться в письменном виде жалоба новониколаевцев на беззаконные действия полицмейстера Гречмана, адресованная на имя Кофтунова.
Николай Иванович улыбнулся в темноту и произнес еще одну фразу:
— Здравствуйте, Сергей Ипполитович, здравствуйте, господин Шалагин!
5Над входной дверью в шалагинский дом висел витой шнур с бронзовым шариком на конце. Николай Иванович оглянулся, увидел, что на противоположной стороне улицы маячит Кузьма, помедлил немного и дернул за шнур. Скоро за дверью послышались быстрые и легкие шаги, дверь распахнулась, и взволнованная Фрося, быстро взглянув на Николая Ивановича, с запинкой выговорила:
— Господа просили извиниться, но они сегодня никого не принимают.
— Для начала — здравствуйте.
— Здравствуйте, — смущенно отозвалась Фрося.
— А теперь пойди и доложи, что некий господин непременно желает видеть Сергея Ипполитовича по срочному и неотложному делу, которое касается Антонины Сергеевны. Запомнила?
— Сейчас, подождите. — Фрося прикрыла дверь, и было слышно, что она побежала по лестнице.
Николай Иванович терпеливо ждал. Вот снова — летящие шаги, стук задвижки, распахнутая дверь и почти испуганный голос:
— Проходите.
Следом за Фросей, стараясь не отставать, Николай Иванович поднялся по лестнице, в прихожей снял пальто и шапку и был проведен в кабинет господина Шалагина. Встретил раннего гостя сам хозяин. Сергей Ипполитович стоял посреди кабинета, нервно курил и сыпал пепел на ковровую дорожку. Видно было, что он не выспался: веки красные, глаза лихорадочно блестят, а рука, держащая папиросу, вздрагивает.
— Кто вы? — отрывисто спросил Сергей Ипполитович. — И что вам угодно?
— Как ни странно прозвучит, но на сегодняшний день я ваш самый верный друг. Зовите меня Николай Иванович. Разрешите присесть?
— Извольте. — Сергей Ипполитович указал на кресло. Выражение лица у него по-прежнему оставалось суровым и напряженным. Воспаленные глаза блестели.
Николай Иванович присел на краешек кресла и молча принялся разглядывать хозяина. Он ему нравился: несмотря на возбужденное состояние, в поведении Сергея Ипполитовича не было и тени страха, а во всем его облике и в голосе чувствовалось непоказное, природное достоинство. Такие люди у Николая Ивановича всегда вызывали уважение.
— Мой визит в столь ранний час, Сергей Ипполитович, конечно, вызывает у вас удивление, но, поверьте, только чрезвычайные обстоятельства заставили меня появиться здесь без всякого приглашения.
— Простите, — перебил его Сергей Ипполитович, — у меня мало времени, я тороплюсь, поэтому давайте без китайских церемоний.
— Согласен. Давайте без церемоний. Полицмейстер Гречман — мой личный враг. Как и почему получилось — это история длинная, да она вам и не интересна. Вам, я думаю, интересно совсем другое — судьба вашей дочери. Я почти уверен, что в ближайшее время Гречман проявит к ней самый пристальный интерес. Вам будет неприятно это слышать, но глупая девочка влюбилась в конокрада, а за ним Гречман открыл настоящую охоту. Понимаете?
— Я вас слушаю. Говорите.
— Есть одно только верное средство обезопасить вашу дочь — уничтожить Гречмана.
— Что, пойти и застрелить его?
— Да боже упаси! Пойти и застрелить — это самое легкое, но я на каторгу не желаю, да и вы, надеюсь, туда не стремитесь. Его надо уничтожить так, чтобы сама власть стерла его в порошок. Я почти все подготовил, мне нужна ваша помощь.
