Колин Фолкнер - Предназначено судьбой
Алджернон побежал за коньяком. Несколько минут спустя он уже входил в кабинет мистера Аббота, мужа Констанции.
— Входи-входи, — поманила его Констанция. — И закрой эту проклятую дверь. Еще не хватало, чтобы нас подслушали. — Она жадно выхватила у него бокал и торопливо отпила из него. — Садись, не торчи как столб. Это меня нервирует.
Алджернон повиновался.
Констанция осушила бокал наполовину.
— Вот, мой адвокат подготовил все бумаги. — Она показала на документы и чернильницу с пером. — Подписывай, и дело с концом.
Алджернон посмотрел на бумаги, потом на Констанцию. Он не знал, как себя вести. Если бы она хоть чуть-чуть приласкала его!
— Должен ли я это прочитать?
— Вот еще! Говорят же тебе, адвокат все продумал. Ты что, мне не доверяешь? — Она выдержала паузу и скороговоркой продолжила: — Все в полном порядке. Я буду распоряжаться всеми деньгами и всеми владениями, а тебе достанется титул, мой маленький лорд. — Она целомудренно потупилась. — О выплатах, которые тебе причитаются, мы поговорим позже.
— Но я не совсем понимаю, мадам, — пролепетал Алджернон, — почему я должен передавать вам все мое наследство?
Констанция хлопнула ладонью по столу, и Алджернон вздрогнул.
— Потому что у тебя слабое здоровье, ты склонен к меланхолии. Лучше будет, если за имуществом буду приглядывать я… — проворковала она, — …дорогой.
Алджернон зачарованно улыбнулся. Она такая красивая, так любит его.
— Хорошо, — прошептал он и потянулся за пером.
Констанция облегченно откинулась в кресле и снова взяла бокал.
Тут дверь кабинета распахнулась, и вбежал Альфред, слезливый сын Констанции и Питера.
— Мама! Папа мне больше конфет не дает! — захныкал он.
Прыщавое жирное лицо мальчика было липким от сладостей.
— Он говорит, что я скоро лопну, если буду столько есть. А Марта испекла такое восхитительное печенье! Если я его не попробую, я умру.
Констанция погладила сына по завитой голове, украшенной голубыми ленточками.
— А ты потихоньку прокрадись в кухню, солнышко, и скажи Марте, что хочешь печенья, — проворковала она. — Папа ничего и не узнает.
Десятилетний толстячок насупился:
— А вдруг гости уже успеют все съесть? Что же мне тогда делать?
— Ничего, Марта испечет тебе еще, — улыбнулась Констанция. — Беги, мой красавчик, и не попадайся отцу на глаза.
Тут в дверях как раз появился Питер Аббот. Мальчик ловко прошмыгнул мимо него и побежал по коридору.
— Альфред, немедленно вернись! Альфред!
— Перестань, Питер. — Констанция потянулась за вторым бокалом. — Тебя услышат гости. Что они подумают? Ты слишком суров с ребенком. К тому же, не забывай, сегодня похороны моего старшего сына.
Алджернон замялся, чувствуя себя здесь лишним.
Питер затворил за собой дверь.
— Снова напилась, — поморщился он.
— Это от горя, — с достоинством ответила Констанция и вздернула подбородок, чтобы не морщинилась шея. Теперь, сидя в непосредственной близости от Констанции, Алджернон видел, как густо напудрено ее лицо.
— Я имею право пропустить стаканчик-другой.
— Ничего себе «стаканчик-другой». Я заметил, что горничная тайком принесла тебе целую бутылку еще перед завтраком. Ты отвратительна, Конни. А из нашего сына ты делаешь никчемного плаксу. Дочь ты уже погубила. Она так затравлена, что боится лишний раз рот раскрыть, а ты с утра до вечера напиваешься да выщипываешь свои чертовы брови!
По щеке Констанции скатилась одна-единственная трагическая слеза.
— Мой сын погиб, а ты смеешь со мной так разговаривать?
— Твой сын? Да ты на него и не взглянула, когда он вернулся от индейцев. А когда пришло известие о его гибели в море, разве не ты воскликнула: «Ну и слава Богу!»? — Питер скривился. — Так что не разыгрывай передо мной спектакль. Прибереги свои таланты для тех, кто знает тебя хуже, чем я. — Он взглянул на Алджернона. — Например, для этого слизняка.
Алджернон сидел с открытым ртом, не веря, что кто-то смеет так разговаривать с Констанцией.
Питер Аббот вышел, громко хлопнув дверью.
— А ты что уши развесил? — накинулась Констанция на Алджернона. — Как ты смеешь подслушивать?
Она швырнула в него бухгалтерской книгой в кожаном переплете. Книга попала Алджернону в голову.
Он вскочил на ноги и попятился.
— Так ты подпишешь или нет?
— Да…
— Так подписывай и проваливай.
Алджернон поставил росчерк и попятился к двери. Констанция так расстроилась, бедняжка. Еще бы, ведь сегодня похороны Дункана. Поэтому она себя так и ведет.
— Я поговорю с вами позже, мадам. Когда вы будете чувствовать себя лучше.
Она не ответила, разглядывая подпись. На документе значилось: «Алджернон Родерик, граф Кливз».
— Вон отсюда! Оставьте меня все в покое! — истерично крикнула Констанция. — Это ты виноват в том, что у меня столько седых волос и морщин. Ты! Вы все созданы для того, чтобы меня мучить! Скоро из-за вас я стану старухой!
Алджернон юркнул за дверь — и вовремя, ибо мимо просвистела еще одна книга.
Джиллиан закинула руки за голову. Она сидела на койке в капитанской каюте корабля «Королевская удача». Именно это судно похитили беглецы из гавани Порт-Ройяла.
— Я больше не могу, я сижу тут безвылазно уже несколько недель, — жалобно застонала она, когда Дункан забрал со стола грязные тарелки.
— Ничего, нога должна как следует срастись, — Дункан налил в бокал вина.
— Ты же сказал, что кость уже срослась и хромать я не буду.
Он сел рядом с ней и легко поцеловал в лоб.
— Правильно, но лишь потому, что я хорошо наложил шину. Тебе придется еще месяц держать ногу в покое.
Джиллиан рассмеялась, положив руку на вздувшийся живот.
— К тому времени я все равно ходить уже не смогу. Тебе придется катить меня, как шар.
— Я тебе уже говорил, Джилли, что в таком виде ты мне нравишься еще больше. — Он осторожно погладил ее по животу. — Тонкая талия — сущая ерунда по сравнению с этой красотой.
Джиллиан была уже на восьмом месяце. До Мэриленда оставалось десять дней плавания, если не помешает встречный ветер. Они едва-едва успеют устроиться на новом месте, прежде чем начнутся роды.
Джиллиан печально улыбнулась. Где сейчас Беатриса? Как хорошо было бы рожать, когда сестра рядом, но это, увы, невозможно. Беатриса осталась на Ямайке, и дай Бог, чтобы она была жива и здорова.
Дункан взял ее пальцами за подбородок:
— О чем загрустила?
— О сестре думаю, — вздохнула Джиллиан.
— С ней будет все в порядке. Ты сама говорила, что Индиго женщин не трогает. Скоро я отправлюсь туда и заберу ее.
