Моника Маккарти - Ястреб
— Я кое-что должна сказать тебе, — проговорила вдруг Элли странно отстраненным голосом. — Я не была с тобой до конца честной.
Он ошеломленно помедлил, потом положил весла.
— В чем?
Она стояла, гордо расправив плечи, глядя прямо ему в глаза.
— В том, кто я такая.
Эрик нахмурился, но позволил ей продолжать.
— Я вовсе не няня в доме графа Ольстера.
— Нет?
Элли глубоко вздохнула, набираясь мужества.
— Я леди Элин де Берг.
Глава 20
Эрик замер, затем рассмеялся. Наверное, он плохо ее расслышал.
— На мгновение мне показалось, что ты сказала «де Берг».
Элли упрямо вздернула подбородок, дерзко глядя ему в глаза.
— Так и есть.
«Де Берг». Эрик не хотел поверить, что все обстоит так плохо, как говорил огонек тревоги, вспыхнувшей в его крови.
— Ты родственница графа Ольстера? — с беспокойством спросил он, надеясь, что это только отдаленное родство.
— Он мой отец, — решительно заявила она, все так же глядя ему в глаза.
Эрик почувствовал, будто его сбили с ног. Он смотрел на Элли так, словно видел ее впервые. Возможно, так оно и было. В действительности он совсем ее не знал. Он прищурил глаза, мускулы на его шее и руках напряглись.
— Ты мне лгала.
Обвинение в его взгляде ее не смутило.
— Да.
Эрик ожидал, что она станет отрицать это, изворачиваться и пытаться объяснить свои действия, а не просто спокойно признает вину. Но Элли никогда не поступала так, как от нее ожидали.
Он испытывал странные чувства. Злость. Беспокойство и боль. Словно получил удар клинком в живот.
— Почему?
— В Русалочьей пещере один из ирландцев упомянул имя моего отца. Было очевидно, что имя де Берг только ухудшит мое положение.
Эрик не думал, что ее положение в тот момент можно было еще ухудшить.
— А когда мы покинули пещеру?
— Ты хочешь сказать, когда я поняла, что вы не собираетесь насиловать меня, а затем убить?
Высокомерный изгиб ее бровей разозлил Эрика еще сильнее, чем сарказм — оправданный или нет. Это был тот самый надменный величественный жест, которого и следовало ожидать от дочери графа. Эрик убедил себя, что этот жест объясняется исключительно ее положением.
Он сжал кулаки, стараясь утихомирить странные чувства, разгоравшиеся внутри его.
— Ты сказала, что была няней.
— Это было довольно близко к истине. С тех пор как моя мать умерла, мне пришлось заботиться о моих младших братьях и сестрах. В этом было немного иронии, что меня позабавило. А почему я не сказала тебе потом… Потому что я думала, что ты пират.
Эрик услышал нотку осуждения в ее голосе. Не только она одна имела секреты. Он тоже не все ей сказал. Он хотел держать ее на расстоянии.
— И я не была уверена, что ты силой не заставишь меня выйти за тебя замуж.
Настоящий пират именно так бы и поступил, но Эрик был слишком, чертовски зол, чтобы прислушаться к разумным объяснениям.
Горечь иронии жгла ему душу. Он сам захотел жениться на ней. Он думал, что даст ей положение и богатство, что она будет ему благодарна. Он думал, что она нуждается в нем. Но оказалось, что он ей совершенно не нужен. Дочь графа Ольстера была одним из самых желанных призов в христианском мире. Она могла выбрать себе кого-нибудь значительно выше, чем объявленный вне закона вождь опального клана, даже если в его жилах течет древняя благородная кровь.
Хотя Эрик понимал, что не имеет на это права — ведь он никогда не требовал от нее преданности, — у него возникло чувство, будто его предали.
— А когда ты узнала правду, Элли, — или следует говорить «леди Элин»? — почему не открылась мне тогда?
Она смотрела на него в лунном свете, лицо — словно алебастровая маска.
— Я не хотела, чтобы это закончилось.
«Наслаждение». Вот дьявольщина! Сердце его болезненно сжалось, когда последствия случившегося предстали перед ним во всей красе. Это было не только ударом по его гордости, когда няня, которую он хотел облагодетельствовать, оказалась одной из богатейших наследниц в стране. Но он совершил безответственный и безнравственный поступок: лишил девственности дочь графа Ольстера.
И она не только дочь Ольстера. Эрик схватил ее за руку, стараясь подавить ярость.
— Ты свояченица Брюса!
Человека, преданность которому Эрик ставил превыше всего.
С высоко поднятой головой она ответила:
— Да. Он женат на моей сестре.
— Но Эдуард Брюс видел тебя той ночью. Почему он ничего не сказал?
— Я встречалась с ним всего один раз, на свадьбе. — Она рассмеялась, хотя в этих хриплых звуках не слышалось веселья. — Очевидно, он меня не запомнил.
Эрику стало дурно. В первый раз в жизни он взял девственницу, и надо же было ему выбрать ту, которая считалась неприкосновенной. Свояченицу его сюзерена. Брюс, может, и перенял хайлендский стиль ведения войны, но в душе по-прежнему был предан рыцарскому кодексу чести. Он не простит ему оскорбления — невзирая на обстоятельства.
Но не только чувство чести Брюса было задето. Наверняка Ольстер обвинит Брюса за поступок, совершенный Эриком. Это могло вбить клин между ними. Клин, который мог помешать Ольстеру смотреть сквозь пальцы на действия зятя, который мог поставить под удар западные торговые пути и лишить Брюса возможности добывать столь необходимые ему припасы.
Если Ольстер не убьет Эрика, то это сделает Брюс.
В его миссию не входило лишение девственниц невинности.
Господи, все внезапно обрело смысл. Поведение англичан, которые все не прекращали поисков, как обычно это делали. Эрик крепче сжал руку Элли, заставляя ее смотреть на него.
— Они ведь охотились не за мной, они искали тебя.
Захватив ее, он направил весь английский флот по своим следам.
Элли страшно удивилась при этом обвинении. Очевидно, это не приходило ей в голову. Она нахмурила брови:
— Я никогда не думала… — Она осеклась, а затем покачала головой: — Моя семья не знает, что случилось со мной.
У Эрика кровь заледенела в жилах.
— Может, сначала и не знала, но узнала, после того как я послал им весточку.
Его неуместная галантность и желание порадовать ее навели его врагов прямиком на них.
Элли охватил страх и раскаяние. Неужели возможно, что англичане искали ее на Спуне, когда его люди были убиты и захвачены в плен? «Миледи». Почтительное обращение солдата на берегу мгновенно обрело смысл. Они пытались защитить ее.
— Мне очень жаль, — сказала она.
Эрик на нее даже не взглянул.
— Мы поженимся немедленно, как только удастся найти священника.
