Жаклин Санд - Сердечная тайна королевы
Де Фобер послушно повернул голову и со вздохом уставился в темноту за окном. Вскоре мадемуазель де Лажуа осталась в одной легкой сорочке. Присев на краешек кровати, она вновь почувствовала смущение.
– Тут только одно одеяло…
– Оно большое.
– А на вас… На вас нет штанов.
– Сами виноваты. Я вас предупреждал. Не сидите на постели, озябнете.
Закусив губу, девушка осторожно скользнула под одеяло, стараясь пристроиться на самом краешке.
– Спокойной ночи, шевалье.
– Спокойной ночи, маркиза.
Ее действительно никто не домогался, и Виолетта вскоре почувствовала себя свободнее. К тому же накопившаяся усталость быстро дала о себе знать, поэтому не прошло и четверти часа, как мадемуазель де Лажуа задремала.
Первым ощущением при пробуждении было ощущение тепла. Девушка блаженно заерзала в постели и тут же с ужасом обнаружила, что она сама добровольно нарушила ту благопристойность, которую с вечера клялась себе соблюдать. Ночью в гостиничной комнате, расположенной под крышей, было холодно, так, что даже одеяло не спасало. Поэтому во сне зябнущая маркиза непроизвольно переместилась туда, где потеплее. И в результате проснулась под боком у шевалье де Фобера. Первой мыслью Виолетты было немедленно выскочить из постели. Но утро еще только занималось, а рядом со спящим мужчиной девушка чувствовала себя очень умиротворенно и уютно. Мысленно проклиная себя за слабость телесную, маркиза неуверенно положила голову на плечо Эме. Тот даже не шевельнулся. Дыхание раненого было ровным, вчера еще бледные щеки слегка порозовели. Девушка мечтательно закрыла глаза. «Еще немножко, пока он не проснулся». И вскоре задремала вновь.
За все нужно платить. Особенно за слабости телесные. Сквозь сладкий утренний сон Виолетта ощутила, как теплая рука осторожно ласкает ей грудь. Маркиза отреагировала не сразу, какое-то время считая, что это волнующее ощущение является продолжением сновидения. Лишь тогда, когда осмелевшие от безнаказанности пальцы сквозь тонкую преграду батиста слегка стиснули напрягшийся от прикосновений сосок, девушка, тихо охнув, изумленно открыла глаза.
Эме словно только этого и дожидался. Радостно встретив рассеянно-сонный взгляд удивленных зеленых глаз и точно предвосхищая вспышку справедливого негодования, лейтенант тут же запечатал ротик мадемуазель де Лажуа долгим поцелуем. Губы Эме, горькие от лекарств мэтра Жерара, были ласковыми и настойчивыми одновременно. Потрясенная, Виолетта даже не сопротивлялась. До тех пор, пока пальцы мужчины не отыскали второй сосок. Тогда, всхлипнув, она стремительно выскользнула из-под руки де Фобера и вообще из постели.
На лице Эме явно отразилось разочарование.
– Вы… Вы… Что вы делаете?! – девушка дрожащими руками схватила с кресла плед и, чуть не плача, закуталась в него, пряча от восхищенного взгляда лейтенанта плечи и грудь.
– Желаю вам доброго утра, мадемуазель. Посмотрите, что творится за окном. Настоящая французская весна.
Небо и правда было ясным и пронзительно синим.
– Вы меня целовали! – заявила маркиза возмущенно.
– Каюсь, не удержался. Если б вы могли видеть себя со стороны, Виолетта, вы бы меня простили. Не каждое утро доводится просыпаться в объятиях ангела.
– Я вас не обнимала! – мадемуазель де Лажуа торопливо прижала ладони к пылающим щекам.
– Разумеется, нет. Это я так себе льщу.
– Вы мне солгали!
– В чем? Разве вам плохо спалось? Разве я вас тревожил? А поцелуй… Поверьте, в нем не было ничего оскорбительного. Скорее наоборот, – голос Эме стал вкрадчивым. – Признайте, когда я целовал вас, вам было приятно.
– Еще чего! – Виолетта возмущенно сверкнула глазами.
– Маленькая лицемерка.
– Нахал!
– Я не хотел вас обидеть, клянусь. Сядьте на постель.
Маркиза подозрительно прищурившись, торопливо убрала со лба рыжеватый локон.
– Вы опять за свое?
– Садитесь, камин почти остыл. Нельзя стоять босиком на полу, простудитесь. Да садитесь же, я вас не укушу.
Девушка со вздохом присела, спрятав босые ноги под сорочку. Пол действительно был холодным.
– Мне нужно сказать вам что-то важное. Дайте руку.
– Вы беззастенчиво пользуетесь собственным ранением, шевалье, – буркнула мадемуазель де Лажуа, но просьбу Эме выполнила. Узкая девичья ладошка тут же утонула в крепкой и сильной мужской ладони. – Я вижу, вам становится лучше?
– Становится. Я всегда знал, что присутствие рядом красивой женщины исцеляет куда вернее, чем все настойки и кровопускания. Но я хотел сказать вам не только об этом, – де Фобер осторожно поцеловал тонкое запястье Виолетты. – Вы спасли мне жизнь, сударыня. И вам нет необходимости меня бояться. Я никогда, вольно или невольно, не причиню вам вреда, слышите?
– Я вовсе не боюсь вас, Эме, – едва слышно выдавила девушка, закрывая глаза. Поцелуй шевалье жег ее кожу. – Скорее, я боюсь сама себя…
Она не успела договорить. Оглушительный стук в дверь заставил Виолетту вскочить и торопливо выдернуть руку из ладони де Фобера. В следующий момент на пороге комнаты возник краснощекий великан в гвардейском плаще.
– Кароньяк! – Эме трагически возвел глаза к потолку.
– Господин лейтенант! А мы вас, грешным делом, уже похоронили, – пророкотал мсье Булот, ухмыляясь. – Мое почтение, мадемуазель.
Он помпезно поклонился маркизе, та растерянно кивнула в ответ.
– Вас, разумеется, прислал капитан де Кавуа, – догадался шевалье.
– Он самый. И людей, и карету. Негоже вашей милости валяться в какой-то дыре.
Мадемуазель де Лажуа молча отступила в сторону. В комнате разом стало тесно от людей в гвардейской форме. О лейтенанте теперь было кому позаботиться.
– Да подождите вы, – де Фобер с трудом удержал своих охваченных жаждой деятельности подчиненных. – Сударыня… Виолетта…
И сбился. Пытаться объясняться при таком скоплении народа – безнадежное дело.
– Если вы позволите, я вам напишу? – просьба прозвучала на редкость фальшиво.
– Как вам будет угодно.
Голос девушки дрогнул. Она продолжала кутаться в плед, и Эме с отчаянием понял, что даже до кареты рыжеволосая маркиза его не проводит.
– Благодарю вас… За все…
В этот момент Кароньяк с подручными попытались поднять лейтенанта, и у де Фобера потемнело в глазах. Ответ маркизы потонул в нарастающем гуле в ушах. Спуск по лестнице раненый практически не помнил. Он пришел в себя уже в экипаже.
– Черт бы вас побрал, Кароньяк, – откидываясь на подушки, простонал Эме, когда карета тронулась. – Вы только что испортили самое романтичное утро в моей жизни!
Капитан де Кавуа, как и все военные, был дотошно-исполнительным, когда дело касалось любых распоряжений. В том числе и рекомендаций лекаря. Поэтому окна в комнате во флигеле на улице Святой Анны оказались наглухо забраны тяжелыми портьерами, чтобы раненому ни в коем случае не помешал солнечный свет или уличный шум, вдобавок натоплено там было до духоты, а воздух пропах лекарствами и воском. В общем, атмосфера как подле ложа умирающего.
