Клаудиа Дэйн - Секрет ее счастья
Так оно и вышло. Элинор не собиралась выдавать местонахождение Луизы, а Мэри знала по опыту, как легко Элинор удается сбить ее со следа, и потому решила послать за Амелией. Так как это был вечер и Хоксуорт все равно собирался куда-нибудь пойти, он составил компанию Амелии, направлявшейся в Мелверли-Хаус, очевидно страдая некоторым избытком любознательности.
Хоксуорт, отлично знавший как Луизу, так и Мелверли, должен был сам обо всем догадаться. Но будучи отъявленным лентяем, он находил предположения трудоемкими и предпочитал, чтобы вся работа была проделана за него. Впрочем, то же самое относилось и к тете Мэри.
Хоксуорт, по-светски томно развалившись на длинном диване в библиотеке, время от времени поглядывал на женщин с каким-то раздражающим отсутствием заинтересованности. Длинные светлые пряди его волос, рассыпавшиеся по диванной подушке, вызвали у Элинор мимолетный интерес и ничего более, несмотря на то, что он был ее кузеном, наследником ее дяди, герцога Олдрета. Хоксуорт был красив, богат и, как следствие, очень устал от жизни за свои долгие двадцать лет. В целом она считала кузена довольно утомительным.
— Хоксуорт, — заговорила тетя Мэри, — как приятно видеть тебя. Разве ты не должен сейчас быть в Париже с остальными?
На континенте как раз был подписан Амьенский мир, что означало — Париж свободен от войны, свободен и доступен для всех мотов и транжир мира. Элинор знала об этом, потому что, кроме всего прочего, читала Филдинга. Под «остальными» подразумевались молодые лондонцы, которые предположительно развлекались сейчас в Париже, как настоящие повесы.
— Я вернулся, — протянул Хоксуорт. — Я снова туда поеду, как только приспичит или просто так, тетя Мэри. Вы поэтому вызвали нас? Чтобы обсудить мое предстоящее путешествие?
— Нет, — сказала тетя Мэри, притворяясь, будто испугалась его упрека.
У тети Мэри был богатый опыт общения с заносчивыми великосветскими молодцами. Такими оказались мужья ее сестер — вот она и привыкла вести себя так, чтобы это было приятно для них и одновременно выгодно для нее самой. Элинор уже давно пришла к выводу, что ей нравилась эта черта тети Мэри и что, хоть тетя Мэри и любила выпить, глупостью она не страдала.
— Я попросила вас прийти, потому что… ну…
Тетя Мэри увиливала от ответа.
Элинор как можно скорее укрылась в дальнем углу комнаты, почти погруженном в тень. Там можно было оставаться невидимой — а значит, никем не замеченной. Она, конечно, знала, о чем хотела сказать тетя Мэри, и у нее было определенное предположение, как это отразится на ней самой. Если Элинор не ошибалась, а она не могла ошибиться, ее немедленно выпроводят из комнаты, посчитав, что она еще слишком мала и чересчур невинна, чтобы слушать подробности разговора о Луизе.
— Да? — оживился Хоксуорт.
Тут Элинор заметила, что Амелия тоже оглядывается, будто старается найти для себя затененный угол.
— Мне кажется, я немного недооценила леди Луизу, — сказала тетя Мэри.
— Прошу прощения? — немного приподнял голову Хоксуорт.
— Луизы нет дома, — сказала Мэри. — Я не знаю, куда она ушла. Вы не думаете, что она могла сбежать? С Генри Блейксли?
— Она могла, — отозвался Хоксуорт.
— Конечно, это очень вероятно. Она поступила бы наперекор Мелверли и обзавелась бы Блейксли. Два зайца одним выстрелом.
— Не говори ерунды, Хокс! — взбунтовалась Амелия, встав и с угрожающим видом направившись к младшему брату. — Если бы ты чаще бывал в обществе, ты бы знал, что Луиза была и остается заинтересованной только в одном человеке с самого первого дня, когда она вышла в свет, и это не Генри Блейксли, а маркиз Даттон. Вряд ли она получит то, что ей нужно, выйдя замуж за лорда Генри.
— Она обесчещена сейчас, Амелия, — проворчал Хоксуорт, вставая, — она примет любого мужчину, какой только попадется, и будет безмерно благодарна ему. Если Блейксли изъявляет желание быть с ней, она должна проявить разум и воспользоваться этим. Ей же хватило глупости позволить ему сперва обесчестить ее…
Элинор подавила смех, который мог привести к тому, что её вышвырнули бы из комнаты, как мусор. Это стоило ей большого труда, ибо ей так хотелось радостно зааплодировать высказыванию Хоксуорта. Он заслужил это, ленивый пьяница.
— Но Даттон тоже ее обесчестил, — прервала брата Амелия. — Его все еще можно заставить пойти к алтарю. Если мужская часть этой семьи даст свое разрешение.
— Дело вот в чем, — вмешалась тетя Мэри, прервав начинавшуюся ссору между Амелией и Хоксуортом из боязни, что Мелверли будут сплетничать о ней всю следующую неделю, — Луизы в доме нет, и, принимая во внимания все произошедшее на днях, полагаю, ее нужно найти, пока она себе не навредила.
— Она обесчещена, тетя, — сказал Хоксуорт, — уберегать ее, даже от самой себя, уже не ваша забота.
— Я смотрю, ты даже не поленился встать с дивана для того, чтобы все оценили твои слова, — упрекнула его Амелия.
Хоксуорт, бесконечно ленивый, направил свой самый энергичный взгляд на сестру. Было заметно, что Амелия оценила по достоинству эти усилия, совершенные ради нее. Разумеется, они все должны были радоваться, если Хоксуорт проявлял хоть какие-то усилия хоть по какому-то поводу.
— У вас нет предположений, куда она могла подеваться? — спросил Хоксуорт тетю Мэри, отворачиваясь от Амелии со страшно недовольным видом.
— Она в Королевском театре, — произнес чужой мужской голос.
Все обернулись на звук этого голоса. Незнакомец был высок, худ и смугл — это бросалось в глаза в первую очередь. Затем его одежда: кожаные штаны, грубая льняная рубашка и кусок ткани, заменяющий широкий пояс. Нож.
Очень большой нож, почти как короткий меч. Он сверкал при свечах завораживающим светом смертоносного оружия.
Наконец его лицо. Глубоко посаженные глаза под жгучими черными бровями. Выступающие скулы. Ястребиный нос. Угловатое лицо, требующее бритья.
Человек стоял в комнате, спиной к открытому окну. Оно было открыто, потому что дождь прекратился и вечерний ветер был свеж и прохладен.
Элинор огляделась. Возле каждого окна стояло по такому же дикому молодцу.
— Вы не будете вмешиваться, — сказал незнакомец. — Вы останетесь здесь.
— Я так не думаю, — возразил Хоксуорт.
— А вы подумайте еще раз, — сказал один из шайки, старший из молодняка.
Индейцы.
На этот раз Элинор не удержалась. Она радостно захлопала.
Если бы София была хоть немного менее утонченна, она бы восторженно захлопала в тот момент, когда Блейксли прижал Луизу к стенке их ложи и, судя по его позе, начал целовать ее до беспамятства.
