Эми Фетцер - Смятение сердца
Ответом, как обычно, было бульканье и гугуканье.
— Вот и я так подумал.
Им нужен был Хантер, это не оставляло сомнений. Офицер обратился к заросшему до самых глаз трапперу — очевидно, проводнику. Тот махнул рукой на хижину, потом на пустошь, простирающуюся до самых холмов.
— Их за милю видно, олухов, — пренебрежительно заметил Быстрая Стрела, — да и слышно тоже. Надо бы научить их сливаться с местностью. Не хочешь заняться этим?
Бульканье, гугуканье в ответ.
— Я тоже не хочу.
«Где тебя носит, Хантер Мак-Кракен? — подумал Быстрая Стрела. — Бери ноги в руки и скорее сюда!»
Повернувшись к Маленькому Ястребу, он отстранил сухую травинку, щекочущую крохотный нос, протер быстро моргающие, всегда удивленные глазенки. Интересно, что он видит, этот кроха, если в столь юном возрасте вообще видят?
Индеец не имел ничего против того, чтобы заботиться о ребенке, но его тревожил необычный наплыв кавалеристов в эти места. Если они выслеживали Черного Волка и его людей, в этом не было ничего удивительного, кроме, разве что, их усилившейся активности. Гораздо хуже, если их интересовала женщина с ребенком. Впрочем, армия могла гоняться сразу и за теми, и за другими. У нее весьма широкий круг интересов, у армии. Эта мысль заставила Быструю Стрелу криво усмехнуться.
Из осторожности он решил укрыться в скалах и затаился там, покачивая Маленького Ястреба и рассеянно поглаживая его темные волосики. Он думал о белой женщине в обличье индианки, которую Хантер называл Фиалковые Глаза.
Жива ли она? Это возможно, но не обязательно. В любом случае, кто она такая и как оказалась на индейской территории? Во всем этом есть какая-то тайна — мрачная тайна, судя по постоянному страху в глазах цвета лаванды. А вдруг женщина мертва? Что тогда делать с ребенком? Неизвестно даже, кто его отец… хотя… на ум приходит одно довольно интересное предположение…
За несколько дней, проведенных в обществе Маленького Ястреба, индеец сделал два неожиданных открытия. Во-первых: оказывается, он любит детей, хотя с готовностью уступит первому, кто выразит желание, сомнительное удовольствие менять испачканный мох. Во-вторых: материнство — это тяжелый, постоянный и неблагодарный труд. Быстрая Стрела теперь иначе смотрел на женскую долю, воспылав иным, новым уважением к женщинам, особенно к своей матери.
Быстро темнело. Индеец огляделся, сдвинув брови.
Это был канун новолуния, пятый день с момента похищения белой женщины. Если в ближайшее время ни Хантер, ни таинственная «индианка» не явятся к хижине, придется вплотную задуматься о дальнейшей судьбе Маленького Ястреба.
Дождь, как видно, не собирался уняться. Когда Хантер вел свою лошадь под уздцы к кузнице, сапоги приходилось с чавканьем выдирать из глины, а с полей шляпы струился настоящий поток. Мысли его были не слишком радостными. Правда, сразу после стычки с полковником Хантер чувствовал некоторое удовлетворение: он сумел защитить Сэйбл и то, что она скрывала. Но чем дальше, тем настойчивее маячила на горизонте необходимость выяснить правду. Он надеялся, что его подопечная в этот момент принимает горячую ванну, насчет которой он распорядился заблаговременно.
При мысли о поднимающемся над водой парке Хантера пробрала дрожь, и он втянул голову в плечи, рукой придерживая ворот куртки у горла.
Хорошо бы оказаться сейчас в лохани вместе с Сэйбл!.. Но вряд ли это было возможно. Она бы устроила такой тарарам при одном только намеке на подобное!
Хантер хмыкнул и направил все свое внимание на кузницу, к которой приближался.
Внутри глинобитного строения было совсем темно, лишь в самой глубине теплилась масляная плошка да ровно тлели угли в примитивном горне, представлявшем из себя круглый очаг, выложенный по бокам булыжником. Рядом маячила массивная человеческая фигура. Очевидно, кузнец взялся за мехи, петому что угли вдруг ярко вспыхнули. В темноте обрисовались громадные лоснящиеся мышцы плеча и руки.
— Эй, кузнец, есть работа, — окликнул Хантер, осторожно обходя горн.
— Работе завсегда рады, — послышался довольно приветливый ответ.
Кузнец ненадолго исчез в полной темноте, появившись снова с длинными щипцами, в которых была зажата подкова. Сунув ее поглубже в угли, он поворошил их, заставив снова ярко вспыхнуть.
— Стыдоба какая, скотину так-то мучить, — укорил он, оглядев усталую и наскозь мокрую лошадь, подрагивающую всем телом.
— Так уж получилось, — буркнул Хантер, снимая седло и бросая в узкий проход между стеной и лошадиным стойлом.
— Моя наука, значится, не пошла впрок.
И в лицо Хантеру впечатался здоровенный кулак. Боль в едва зажившей челюсти была ужасающей, а удар — таким сокрушительным, что Хантера пронесло по воздуху пару шагов «швырнуло на кучу слежавшегося сена. Там он и остался валяться, ошеломленно моргая и с трудом приходя в себя. Кузнец безмолвной глыбой навис над наковальней, не делая попыток продолжить избиение. Лошадь тихо заржала, словно зритель, который от души веселится, и подтолкнула хозяина мордой. Наконец Хантер нашел в себе достаточно сил, чтобы усесться. Осторожно двигая челюстью и бессознательно проверяя языком, не выбит ли зуб-другой, он помотал головой — в ушах как следует звенело.
— За что, черт возьми?
— Этот тычок тебя давно дожидается. Вспомни-ка свою матушку, святую женщину — за пять лет ни единой весточки, охальник ты эдакий!
— Откуда ты знаешь мою мать? — удивился Хантер, всматриваясь в широкогрудую фигуру, едва подсвеченную тлеющими углями. — Неужели… неужели старший сержант?
Он поднялся на подкашивающихся ногах.» Тычок «, нанесенный кузнецом, лишил его тех немногих сил, которые еще оставались. Хорошо, что он не попытался дать сдачи!
— Хе-хе! Кому ж еще быть, как не мне?
— Дугал Фрейзер! Старший сержант Дугал Фрейзер, подумать только! — Хантер отвернулся, сплюнул скопившуюся во рту кровь и заковылял к кузнецу.
Он снова сплюнул кровью. Дугал чертыхнулся.
— Эх-ма, сдуру не рассчитал силу-то. — Качая головой, он подхватил чистую тряпку и обмакнул в ведро с водой. — Ничего, один тычок еще никого не угробил. А врезать тебе надо было, чтоб дурь из головы повытряхнуть. Да-а, пустил тебе кровя, как свинье по осени.
Выжав тряпку в здоровенном кулачище, на который Хантер продолжал коситься с опаской, кузнец протянул ее с самым благодушным видом.
Хантер поскорее прижал тряпку к подбородку. Несмотря на то, что там продолжало сильно саднить, он улыбнулся, меряя взглядом внушительную фигуру своего бывшего подчиненного и ближайшего соседа родителей. Несмотря на холод, свободно проникающий в широко распахнутые двери конюшни, выше пояса Дугал был прикрыт только брезентовым фартуком и весь лоснился от пота. Волосы, которые при свете дня пламенели морковно-рыжим и потому когда-то служили противнику наилучшей мишенью, отросли ниже плеч. Хантер нашел, что, кроме длины волос и густых усов, в сержанте за пять лет мало что изменилось.
