Бонни Вэнак - Сладкая месть
– Неужели это настолько ужасно, что заставляет тебя с криками просыпаться по ночам? Я же твоя жена, Грэм. Доверься мне. Пожалуйста.
Он повернул голову и с удивлением заглянул ей в глаза:
– Ты хочешь знать, что мне приснилось?
– Да.
– Мне приснился тот день. Я опять слышал смех аль-Гамры.
Она с болью и ужасом смотрела, как на его лбу выступают капельки пота.
– Когда все кончилось, он рассмеялся, Джиллиан. Он сказал, чтобы я прекратил этот притворный плач. И что… и что в глубине души мне самому понравилось.
– Не надо себя винить, Грэм. Ты был в отчаянии и готов был пойти на все.
Он посмотрел ей в глаза. Во взгляде была сплошная мука.
– Неужели ты не понимаешь, Джиллиан? А что, если… что, если я позволил ему сотворить со мной это не потому, что надеялся сбежать, а потому, что… – Он отвернулся и еле слышно добавил: – Ч-что, если он был прав? Если мне действительно понравилось? Если вся моя жизнь была сплошным обманом?
Она не знала, что ответить. Грэм казался далеким и недостижимым, как звезды над головой. Джиллиан до ужаса боялась потерять его, но не меньший страх внушал ей его рассказ. Ей хотелось убежать на край света и заткнуть уши, лишь бы не слышать. Этот груз был слишком тяжел для нее.
Но он доверил ей свою самую страшную тайну. Он доверился ей. Как же она могла теперь его бросить?
Нет, Джиллиан не знала, что сказать. Но она твердо знала, что ей надо добраться до самого потаенного уголка его души. Она вздохнула и обхватила его лицо ладонями. Его обсидианово-черные глаза ничего не выражали, будто и не глаза вовсе, а галька, которую они видели, проезжая уэды.
Джиллиан поцеловала его, но Грэм остался безучастным. Ей казалось, будто она целует безжизненный холодный камень. Джиллиан прижалась к нему всем телом в отчаянной попытке хоть как-то расшевелить его. Она запустила пальцы в его покрытые пылью черные кудри, выбивавшиеся из-под тюрбана, и пыталась вдохнуть в мужа жизнь, взывала к нему всем телом, молила вернуться к жизни. Вернуться к ней.
И вот он стал потихоньку оттаивать, едва уловимыми движениями губ отвечая на ее поцелуи и прижимая ее к себе все крепче и крепче. В конце концов он так сильно ее сжал, что она едва могла дышать, но Джиллиан и не думала противиться его объятиям, готовая слиться с ним воедино. А тем временем ее руки блуждали по его телу, прошлись по плоскому животу и смело скользнули ниже.
Тут он разомкнул объятия и отвернулся:
– Я… я не могу.
Джиллиан больно было смотреть на его искаженное страданием лицо. Она собрала в кулак все свое мужество, чтобы сказать то, что должна была сказать.
– У хамсинов считается, что пустыня обнажает душу человека. Здесь негде укрыться. – И, набрав в грудь побольше воздуха, выпалила: – Здесь нет места тайнам и лжи. Вот и скажи мне: твою страсть возбуждает этот человек из твоего прошлого?
Он уставился на нее, не веря собственным ушам. Крутя в руках нож и пытаясь прорваться сквозь его страх, она развила свою мысль:
– Это его ты хочешь вместо меня?
Его черные глаза полыхнули бешеным гневом, лицо исказил звериный оскал. Он чуть не задохнулся от ярости, и мгновение спустя его пальцы железной хваткой сомкнулись на ее горле. Ей стало трудно дышать. Она не смела двинуться, не смела отвести глаз. Сейчас он мог одним движением сломать ей шею.
– Правду не убьешь. Ответь, – прохрипела она.
В повисшей тишине она слышала только шорох пересыпаемого ветром песка и пульсацию крови в своих жилах.
Грэм чуть ослабил хватку. Не отпустил совсем, но дышать стало легче. Потом он нерешительно провел указательным пальцем по ее шее и дрожащему подбородку. Левой рукой погладил ее по лицу.
Эти прикосновения напомнили об их первой ночи, когда их тела слились в порыве страсти и он познал радость обладания женщиной. Его рот раскрылся от благоговейного удивления. Он понял. Теперь он знал ответ. И она знала. Слезы прочертили две дорожки на ее покрытых пылью щеках.
Грэм отпустил ее. Джиллиан с наслаждением вздохнула. В его широко раскрытых от ужаса глазах стояли слезы.
– Я ведь чуть не убил тебя.
– Но ведь не убил. И никогда не убьешь. – И она поцеловала руку, которая чуть не задушила ее.
– Да, какая-то часть меня готова была тебя растерзать, потому что я боялся ответа. Я слишком быстро сдался. Он решил, что мне понравилось, потому что я не сопротивлялся, – сказал он отрывисто.
– Тебе не могло это понравиться. Ты делал то, что должен был делать. – Она все не могла отдышаться и потирала горло.
– Я должен был драться с ним. А я не дрался. Я попытался кричать только тогда, когда он заткнул мне рот. И кричал я потому, что понял, что на этот раз виноват в моем унижении будет не язычник-араб. Надо мной надругался англичанин, соотечественник, человек одной со мной культуры. И я смирился с тем, что произошло.
Она обхватила его лицо руками. Слезы застилали ей глаза, так что она его почти не видела.
– Но это не значит, что ты воспринимал это как должное или что тебе понравилось. Отец всегда был жесток со мной, другого обращения я не знала. Но мне никогда, никогда это не нравилось.
– Я так устал, Джилли, – прошептал он. – Ты представить себе не можешь, как я устал.
– Тогда ложись спать, – она нежно его поцеловала. Он улегся рядом с ней, свернувшись в клубочек и положив голову ей на колени, как маленький ребенок. Джиллиан сдерживала слезы и гладила его по голове дрожащей рукой.
Солнце палило немилосердно. В шатре стало жарко и душно. Джиллиан долго сидела на полосатом одеяле, не слыша ничего вокруг, кроме ровного дыхания мужа.
Но через какое-то время и ее сморил сон. Она понятия не имела, сколько времени проспала. Сквозь неплотно прикрытое полотнище входа было видно, что наступила ночь, и в призрачном свете звезд и луны песок вокруг их шатра приобрел сероватый оттенок. Что же ее разбудило?
Джиллиан скосила глаза и поняла, что во сне их с Грэмом тела переплелись. Он закинул на нее ногу, а рукой обнимал за плечи. Он не спал и не мигая смотрел на нее.
Муж прижал ее к себе еще крепче, ища губами ее губы. По ее жилам словно разлился жидкий огонь, и она обхватила его руками, отвечая на поцелуй.
Его руки блуждали по ее телу, рывком задрали куфтан и попытались стянуть с нее холщовые брюки.
– Снимай.
Она разделась. Он сорвал с себя темно-синий плащ, расстегнул брюки и перевернул ее на спину, сгорая от нетерпения. Джиллиан не была готова к такому напору и в первый момент вскрикнула от боли. Умерив свой пыл, он начал целовать ее, терпеливо дожидаясь, пока она не начнет извиваться в приступе желания.
Его движения были жесткими, быстрыми, он готов был буквально разорвать ее плоть, и, наконец, она приняла его в себя, обволакивая своим теплом. Он навалился на нее всем весом, прижимая запястья к одеялу, но Джиллиан, закусив губу, терпела, понимая, что ему надо выпустить всю накопившуюся за столько лет ярость. Она раскрывалась ему навстречу, чуть приподнимая бедра при каждом его движении.
