Александра Риплей - Чарлстон
– Я ложусь с каждым рыжеволосым или одноруким, которые хотят меня. Я представляю, что это Пинкни. В один прекрасный день Архангел застанет меня и убьет. Ведь это все происходит в церкви.
Люси ахнула.
Пруденс заметила отвращение, написанное на лице подруги.
– Что бы ты ни подумала про меня, Люси, я думаю о себе еще хуже. Мне с детства внушали, что человек греховен. Все, что бы я ни делала, начиная с убийства собственной матери во время родов, было грехом. Мне присущи все из них – лень, алчность, зависть, чревоугодие, непочтение к отцу, нелюбовь к Богу… Нет ни одного греха, который бы я не совершила. Возможно, со временем я вошла во вкус. Прелюбодеяние явилось естественным итогом списка. Видишь теперь, что, если я люблю кого-то, лучшее, что я могу для него сделать, – это покинуть его. Но я так люблю Пинкни, что не могу решиться на подобный шаг. Что же мне делать?
Люси обняла ее, и подруги заплакали. Когда все слезы были выплаканы, Люси взяла руку Пруденс в свою.
– Ты говорила, что твоя школа пуста, – сказала она. Пруденс кивнула:
– И не только моя. И другие тоже. Мы были уверены, что все знаем наперед. Освободите негров от цепей, и им сразу же захочется учиться. Обучите их, и они станут как мы. И полюбят нас. Что ж, они отправили в школы своих детишек. Но дети перестали ходить, едва мы научили их читать слово «кошка» и писать свои имена. А бандитские шайки на улицах избивают любого белого, даже аболиционистских миссионеров из янки. И что мы только думали, освобождая этих бедолаг? Ведь у нас не было средств о них позаботиться. Мы были преступно глупы. И несправедливы. Даже Архангел стал сомневаться. Чудо, не меньшее, чем переход посуху через Красное море. Ах, Люси, все, за что я ни примусь, дурно. Я так зла. Я бы уничтожила весь мир.
– И Пинкни?
– Его в первую очередь. Потому что он слишком благороден, чтобы снова лечь со мной в постель. Ему бы хотелось, – возможно, не так, как прежде. Но он откажется. Я его ненавижу.
Люси молчала.
– Ну хорошо! – воскликнула Пруденс. – Неправда, что я его ненавижу. Я люблю его, и я хочу его. Но без толку. Что мне делать? Броситься вниз с колокольни, когда этот дурак сторож прокричит: «Все в порядке»?
– Тебе лучше всего уехать. Ты мучишь себя, желая его, пока это возможно. Но когда это будет невозможно и ты осознаешь это, ты вскоре перестанешь его хотеть.
Люси говорила твердым голосом, уверенная в своей правоте.
Пруденс несколько секунд глядела в потолок. Ей неожиданно сделалось стыдно. Ведь она совсем позабыла об Эндрю.
– Как же я могу говорить с тобой об этом, Люси! Прости меня.
Люси улыбнулась:
– Что же тут прощать? Послушай-ка меня. Я очень полюбила тебя, Пруденс. И мне невыносимо видеть, как ты страдаешь. Позаимствуй что-нибудь из моего опыта. Пусть он не пропадет напрасно. Может быть, от этого он не будет таким горьким.
Теперь, в свою очередь, Пруденс с сочувствием обняла подругу.
– Знаешь, – проговорила она мягко, – однажды я сказала Пинкни, что не свяжу свою судьбу с ним, потому что слишком люблю его. Тогда я была умной и смелой. Теперь наступила пора подтвердить эти слова делом. – Пруденс отстранилась и встала. – Я буду скучать по тебе, Люси.
– И я тоже. Ты будешь писать мне?
– Нет. И ты не пиши. А не то мне захочется вернуться.
– Куда ты поедешь?
– Не знаю. Миссионерские школы разбросаны в самых неожиданных краях. Я зайду к тебе перед отъездом. Понадобится время, чтобы подобрать новое место назначения.
– Я почти всегда дома. Особенно для тебя.
– Благослови тебя Господь, Люси. – Пруденс засмеялась. – Я говорю как Архангел. Но совершенно искренне.
Поцеловав Люси в щеку, она быстро ушла.
Шесть недель спустя Мэри Трэдд давала прощальный обед в честь Пруденс Эдвардс. О скандальном поступке Лавинии уже не говорилось. Все обсуждали нового губернатора, назначенного янки. Роберт Скотт прежде был полковником в Огайо, а потом – служащим Бюро Освобождения. Обычно он бывал так пьян, что не мог добраться до конторы. И даже черное большинство в палате Представителей Штата Поговаривало об импичменте.
Наконец негры, вновь наделенные правами, проголосовали за конгрессмена Соединенных Штатов, который затмил собой беспробудного пьяницу. Бауэн был профессиональный игрок и шулер с Род-Айленд.
За обедом в честь Пруденс Мэри смело поддразнивала Адама Эдвардса насчет политика из его родного штата, Эдвардс смеялся. Пруденс была изумлена.
– Должно быть, я брежу, – прошептала она Люси. – Он смеется. В самом деле, он смеется.
На следующий день она уехала в Балтимор, откуда пароход увез ее на Сандвичевы острова, в англиканскую миссию.
Дом Трэддов погрузился в летнюю дремоту за плотно закрытыми ставнями. И Мэри, и Пинкни были рады наступившему отдыху.
26
В Барони также наступило время для небольшой передышки. Приближалась пора сбора урожая. Десятого сентября с полей отвели воду, чтобы почва успела достаточно высохнуть. Всякий раз, когда рис заливали сильные дожди, Джулия выразительно и бойко ругалась на нескольких иностранных языках, которых дети не знали. И опасность урагана все еще не миновала.
Гороховые стебли были уже срезаны и высушены, а сено убрано в стога. Бледные изжелта-зеленые гроздья скапернона были собраны. Лиззи любила этот сорт винограда: одна круглая сочная виноградина почти наполняла ее рот, а стоило только надкусить горьковатую, такую терпкую, что у девочки щипало в носу, плотную кожицу, как сочная мякоть струйкой брызгала в щеку. Ей хотелось без конца есть и есть виноград, но наблюдать за тем, как делают вино, тоже было интересно. Дилси доверила ей закупорить одну из бутылок. Через полдня пробка выскочила с оглушительным шумом. Дилси также научила ее приготовлять персиковые шкурки – восхитительно вкусные леденцы из персиков, которые они месяц сушили на солнце, хрупкий кунжут, ломавшийся на кусочки, после того как его подсушивали на длинных плоских сковородах. Джулия, торопливо проходя мимо кухни, задержалась, чтобы пересказать Лиззи сокращенный вариант сказки «Али-Баба и сорок разбойников».
– Сезам и кунжут, – сказала она, уходя, – это одно и то же.
На следующий день рабочие собирали орехи пекан. Лиззи и Дилси сварили несколько штук, а остальные подсушили в духовом шкафу. Большая часть урожая предназначалась на корм свиньям. Вечером Стюарт и Лиззи состязались, у кого будет больше хлопушек – пустых скорлупок. Лиззи выиграла, но у нее разболелся живот, – она съела слишком много орехов. Наутро девочка проиграла свой пенни, плавая с братом наперегонки. Лиззи полюбила плавать, она даже прыгала в воду, раскачавшись на веревке и зажав пальцами нос. И все же девочка не любила окунаться с головой. Стюарт легко обогнал ее, потому что плыл под водой, выныривая, только чтобы набрать воздуха.
