Патриция Гэфни - Тайный любовник
Они отправили телеграфный запрос и вскоре получили ответ, что перевод придет на следующее же утро. Дивясь в душе чудесам современной техники, остаток дня они гуляли по городу.
Софи захотелось посмотреть здешнюю биржу и сравнить ее с тэвистокской. Приди они на час раньше, то смогли бы наблюдать за торгами, на которых владельцы местных рудников сбывали оловянную и медную руду крупным металлургическим компаниям графства. А так они лишь осмотрели здание, которое нашли более просторным и новым, чем тэвистокская биржа, куда она дважды в месяц отправляла Дикона Пинни.
День был прохладный, солнце садилось за гаванью, обмелевшей в часы отлива настолько, что большие пароходы становились на якорь в трех милях от берега. В мрачном настроении они возвращались в гостиницу, погруженные каждый в свои мысли, почти не разговаривая. Софи не могла заглянуть в будущее дальше этой минуты, представить их жизнь друг без друга. Ее преследовали воспоминания: ослепительные картины счастливых дней, проведенных с ним в ее саду, той ночи в ее девической комнате, и очень редко она вспоминала, за что полюбила его. Но в то же время они были такими разными. При других обстоятельствах они бы никогда не выбрали друг друга и, уж конечно, не поженились. Они могли бы увлечься друг другом, но здравый смысл и чувство самосохранения не позволили бы им заключить брачный союз.
И все же это произошло, и вот теперь каждый из них старается взглянуть правде в лицо и не убить другого своей холодностью. Ужасается ли он так же, как она? Или таит в сердце надежду, что когда-нибудь, вопреки логике и пропасти, разделяющей их в глазах общества, они сумеют сделать так, что брак их станет настоящим?
Они обедали в гостинице, в отдельном кабинете. Софи проголодалась, еда была замечательной, но, по мере того как приближалась ночь, разговор их, и без того не слишком оживленный, становился все более отрывистым и напряженным. Софи поймала на себе его взгляд, и он не понравился ей своей задумчивостью. Коннор чего-то ждал, и ей не составило большого труда догадаться, чего именно. К концу обеда ее нервы были натянуты до предела, но она не вставала из-за стола, а сидела, потягивая разбавленное вино, и думала, как бы затянуть этот момент до бесконечности. Что-то в выражении его лица убедило ее, что он чувствует ее беспокойство, и это его забавляет.
– Мое слово тоже имеет значение! – неожиданно взорвалась Софи.
– Только в первый раз, – парировал Кон, прекрасно поняв, что она имеет в виду.
– Потому что теперь ты мой господин и хозяин?
– Ты уловила суть.
– Не дождешься!
Оба вскочили, оттолкнув стулья, с видом дуэлянтов, готовых поднять пистолеты.
– Если ты намерен продолжать обсуждение, думаю, лучше сделать это в номере, подальше от чужих глаз и ушей.
– Ты сама вынудила меня отвечать тебе.
Позже, неподвижно замерев на своей половине кровати, разделенной посередине невидимой, но непреодолимой чертой, и притворяясь спящей, Софи предавалась невеселым мыслям о пирровых победах. Совершит ли она большую ошибку, отдавшись ему? Они женаты; неприятность – хотя ей не нравилось думать об их ребенке как о «неприятности» – уже случилась. Что из того, что они не любят друг друга? Миллионы супружеских пар живут, не испытывая любви, и не считают, что это плохо. Не пытается ли она наказать его? Да, пожалуй, но это с одной, стороны. С другой – дело в ее чувстве, в нежелании интимной близости с человеком, который сначала воспользовался ею, а после предал. Но что хорошего сулит ей подобная обидчивость в долгой супружеской жизни? Не лучше ли терпеть притворство обычного брака и надеяться, что когда-нибудь со временем, хотя бы в силу привычки, если не чего-то иного, видимость любви станет реальной любовью?
Кроме того, Софи больше не думала, как раньше, что он «воспользовался ею, а потом предал». Слова эти потеряли свою остроту, ибо она слишком часто повторяла их. Видя Коннора, не расставаясь с ним ни на один день, а теперь и ни на одну ночь, она постепенно меняла мнение о нем. Из бессовестного соблазнителя он начал превращаться в довольно привлекательного мужчину.
Она могла бы поклясться, что всю Ночь ни на миг не сомкнула глаз, если бы не настойчиво повторяемые слова Коннора: «Софи, проснись». Коннор осторожно тряс ее за плечо. Она повернулась на другой бок, чтобы взглянуть на него.
– Который час? – пробормотала она, сонно моргая.
– Еще очень рано.
– Ты уже одет.
– Пора в дорогу. Вставай и одевайся, а я пока найму коляску.
– Куда мы едем?
– Домой.
– Домой?
Он улыбнулся, но взгляд его был печален.
– Ко мне домой. В Тревитил.
* * *Могилы шестерых Пендарвисов находились в углу заросшего, неухоженного кладбища у церкви Св. Данстона, под голым узловатым кленом: Мэри и Эгдон, должно быть, родители, судя по датам рождения и смерти, Джуд и Диггори, возлюбленные сыновья, умершие в один год, и крохотный холмик маленького Неда, «усопшего при рождении». Самой свежей была могила одиннадцатилетней Кэтрин, которая умерла через год после смерти Неда.
Коннор отошел от жены и встал по другую сторону могил с тонкими гранитными надгробными плитами, иначе Софи непременно взяла бы его за руку.
– Как они умерли? – тихо спросила она.
– Отец – от туберкулеза шахтеров, – ответил он, не глядя на нее. – Под Джудом обломилась прогнившая лестница на семидесятом уровне. Диггори утонул, когда затопило рудник. Мать… она просто умерла. От горя, так мы говорили. Но смерть была благословением для нее, потому что она не увидела, как тает Кэти. У нее было слабое сердце.
Потрясенная Софи прижала к губам руку в перчатке. Она чувствовала его боль, несмотря на свое стремление отгородиться от нее. Не хотела прощать или понимать его, но жалость и сочувствие оказались сильнее.
– Значит, – сказала она, – остались лишь ты и Джек?
– Только Джек и я.
И Джека точила изнутри та же болезнь, что унесла в могилу его отца. Она подошла к Коннору, обняла его, хотел он этого или нет – она повиновалась порыву души, – но он опустился на колени и принялся сгребать с ближайшей могилы опавшие листья. Поколебавшись, Софи присела рядом с ним и принялась делать то же самое.
Они работали молча, и, когда привели в порядок все могилы, он не сказал ни слова, лишь недолго постоял, опустив голову, потом круто повернулся и пошел к выходу с кладбища.
Она нагнала его перед узкой улочкой в ухабах и лужах, загаженной собаками и лошадьми, по сторонам которой стояла горстка накренившихся домишек. Как потом выяснилось, это была главная улица Тревитила. Он смотрел из-под ладони влево, и, проследив за его взглядом, она поняла, что Коннор смотрит на последний дом на этой улице.