Сергей Степанов - Любовь и разлука. Опальная невеста
Троицкий монастырь был самой знаменитой обителью на Руси. Монастырь не покорился полякам и Тушинскому вору. Монахи и миряне, бок о бок стоя у пушек, выдержали долгую осаду. Из Троицы прозвучал призыв спасти Русь, на который первыми откликнулся Козьма Минин с нижегородцами. А еще Троицкий монастырь был знаменит исцелением болящих. Монахи слыли искусными врачевателями, а молитва у раки преподобного Сергия Радонежского творила чудеса. Сюда в чаянии избавиться от тяжких недугов стекались тысячи страждущих со всех концов Русской земли.
Марья и ее дядя остановились в деревне Деулино в трех верстах от монастыря. После заключения перемирия с поляками деревня, в которой шли переговоры, была переименована в село Мирное. Впрочем, новое наименование не прижилось, и встречные крестьяне затруднились показать дорогу, пока Желябужский не уточнил:
– Мирное… Деулино тож.
– Деулино! Так бы и сказал, боярин. Как доедешь до сухой ветлы, поднимайся на холм.
Крестьянская изба, нанятая дядей в Деулино, была тесна и неудобна. Но ничего лучше и ближе нельзя было найти. Все села и деревни в округе были переполнены богомольцами. Хозяин избы, в которой они остановились, сдавал сени и амбар и все хозяйственные пристройки, а сам с семьей ютился в баньке на задворках. Странники возвращались из монастыря к вечеру и до поздней ночи грелись у костров подле летних построек. Желябужский съездил в монастырь и, к своему облегчению, выяснил, что они поспели вовремя. Государя с минуты на минуту ожидали в святой обители.
Царь Михаил Федорович в знак смирения пешком отправился поклониться святому Сергию. Паломничество продолжалось целую неделю. Вдоль улиц, по которым предстояло прошествовать государю, выстроилась тысяча московских дворян и жильцов с оружием наперевес. Подлый народ загнали во дворы и велели накрепко запереть ворота. Михаил Федорович вышел из Кремля после кушанья. За государем, метя снег полами длинных соболиных шуб, шли бояре и окольничие, за ними – стольники, спальники и стряпчие. Государь шел медленно, припадая на слабые ноги. За первый день дошли только до берега Яузы. К вечеру, когда начало смеркаться, государь сел в золоченый возок и в сопровождении ближних людей вернулся в свои хоромы. Дворяне и жильцы выпустили из дворов простой люд, пустые улицы вновь наполнились снующей толпой. Утром московские улицы вновь очистили от прохожих. Золоченый возок привез государя на то же самое место на яузском берегу, где забрал вчера. Бояре, окольничие, стольники и стряпчие спешились и вместе с государем продолжили паломничество. На сей раз государь дошел до села Тайнинского, где путники делали первую остановку по дороге к Троице. Михаил Федорович зашел в церковь помолиться, а потом вернулся в возке в Кремль.
Так продолжалось неделю. Монахи рассказали Желябужскому, что вчера великий государь дошел до пригорка, с которого монастырь был виден как на ладони. Отец настоятель дал знак бить в колокола, приготовившись к встрече. Но Михаил Федорович устал и велел возвращаться в Москву. Монахи ждали, что сегодня государь проедет сорок верст до пригорка, а потом пройдет пешим полторы версты до монастыря.
С раннего утра под стенами монастыря появилось множество крестьян, согнанных из деревень Бубяково, Деулино, Наугольное, Степково. Им приказали расчистить от снега дорогу. Зимний путь толком не установился, и надо было засыпать глубокие выбоины, наполненные ледяной жижей. Но вскоре к монастырю с гиканьем и молодецким посвистом пронеслись на храпящих конях полторы сотни московских дворян. Поправлять дорогу, превращенную копытами коней в непролазное месиво, было некому, потому что дворяне плетьми разогнали подлый люд, возившийся с лопатами на обочине.
Проверить, все ли приготовлено в монастыре для встречи государя, был послан окольничий Григорий Валуев. Чин окольничего он получил за то, что разрядил свою пищаль в первого Самозванца, когда того схватили в Кремле. Монахи с ужасом взирали на окольничего, отличавшегося зверообразным ликом, и крестились, заслышав его медвежий рык. Желябужский тоже оробел, но пересилил себя, подъехал к страшному на лик всаднику, поклонился и попросил напомнить великой государыне, что он прибыл по ее зову. Валуев, буравя Желябужского тяжелым взглядом из-под толстых надбровных дуг, прорычал:
– Не лез бы ты, сынишко боярский, к большим людям! Не старая пора величаться! Ныне вы, Желябужские да Хлоповы, пустое место, алтынники и лапотники! Радуйтесь, что по великой государской милости возвращены из-за Камня, а то знать бы вам орленый кнут да липовую плаху!
После таких слов горячий Александр Желябужский наверняка кинулся бы на окольничего с кулаками, даром что тот был на две головы выше. Но благоразумный Иван, побледнев от оскорбления, молча отъехал от Валуева. В довершение обиды один из дворян крикнул ему, чтобы он сошел с коня и смиренно встал вместе с богомольцами, ожидавшими появление государя. Прикусив губу, Желябужский спешился, взял коня под узды и повел его домой. Всю дорогу до Деулино он бормотал себе под нос:
– Господи, укроти ево и примири, ими же веси судьбами!.. Токмо я не сынишко боярский, а московский дворянин. Мой дед твоему деду, окольничий, бороду драл и приговаривал, что вас, Валуевых, надобно на чепь сажать, дабы вы своими окаянными рожами не пужали народ!
На полпути он остановился, услышав колокольный звон. Наверное, на пригорке показался царский возок. Желябужский перекрестился, помянул недобрым словом царских слуг, прогнавших его от монастыря, сел на коня и поехал в Деулино. Вечером он услышал от богомольцев, что великий государь был встречен у ворот настоятелем и братией, вошел в монастырь и долго молился. Странники рассказали, что за великим государем ехал большой каптан, в котором, по слухам, везли больную государыню. Но сколько ни расспрашивал Желябужский, никто не мог подтвердить, точно ли привезли царицу. Стольники и жильцы никого и близко не подпускали к каптану, а что происходило за монастырскими стенами, богомольцы не видели.
Желябужскому оставалось надеяться, что их позовут к царице. Марья коротала время, слушая рассказы странников о святых местах, и гадала, как там бабушка в Нижнем. Прошло несколько дней, и вдруг в Деулино прискакали несколько всадников. Громоподобный глас одного из наездников был слышен от околицы, а через несколько минут он сам въехал во двор, припав к конской гриве, чтобы не задеть верхнюю перекладину ворот. Дядя поспешно вышел на крыльцо навстречу окольничему Валуеву, которого сразу узнал по мощному гласу. Исполин слез с приседавшего под его тяжестью коня и добродушно заворчал, словно насытившийся медведь:
