Александра Девиль - Перстень Дарины
Она не успела додумать, откуда это ощущение дружественности, как Фьяманджело снова присел к ней на кровать и подал кружку с напитком. Дарина, ни на мгновение не усомнившись, приняла питье из его рук и, сделав несколько глотков, почувствовала, как сладковатый мятный бальзам возвращает ей силы.
— Тебе уже лучше? Ты можешь говорить? — спросил Фьяманджело.
— Могу и должна. — Дарина, приподнявшись, села на кровати. — Я должна рассказать тебе свою историю. Может, тогда ты пожалеешь меня и отпустишь. Я ведь не рабыня, а благородная боярыня.
— Иногда боярыни тоже становятся рабынями, — хрипловато усмехнулся Фьяманджело. — Я даже благодарен мошеннику Харитону за то, что он отдал мне долг не деньгами, а тобой. Как раз сегодня мне чертовски хотелось женщину — именно такую, как ты, красивую и благородную славянку. Ты мне понравилась с первого взгляда, и я горю от нетерпения…
Он вдруг заключил Дарину в объятия и прижался к ее губам страстным поцелуем. Она почувствовала, что голова ее пошла кругом, и, собрав всю свою волю, оттолкнула Фьяманджело. Он не стал удерживать ее силой, только внимательно заглянул ей в глаза, и Дарине показалось, что это был испытующий взгляд, стремившийся проникнуть в ее сокровенные тайны. И еще у нее вдруг возникло странное чувство, будто в этом человеке есть что-то близкое и давно ей знакомое. Слегка отодвинувшись от Фьяманджело, она протянула руку к его лицу, словно желая на ощупь изучить эти черты, — и внезапная догадка молнией сверкнула в ее голове.
— Я знаю, на кого ты похож, — прошептала Дарина. — Наверное, я слишком ждала встречи с ним, и теперь мне в каждом чудится Антон… Он был ангелом. Ты тоже «ангел», но «ангел огня», Фьяманджело… Как странно…
— Да, в самом деле странно, — пожал он плечами. — Меня не в первый раз за кого-то принимают. Когда-то киевский купец Зиновий тоже говорил, будто я похож на его покойного друга.
— Ты знал Зиновия? — встрепенулась Дарина. — Этот предатель вовсе не был другом Антона, он помог разбойникам захватить несчастного в плен. Антон так и не узнал правды и погиб, считая предателем невинного человека, Мартына. Мартын сопровождал меня в караване и теперь, наверное, тревожится, ищет меня повсюду, а я здесь… Отпусти меня, Фьяманджело, ведь ты христианин.
— Я уже не помню, кто я. — Губы Фьяманджело скривились в невеселой усмешке. — А ты, наверное, боярыня Дарина? Зиновий рассказывал мне и про тебя. Рассказывал, что ты вышла замуж и думать забыла о бедняге, с которым вы вместе бежали из плена. Трудно поверить, что Зиновий был предателем, уж очень он жалел своего друга. Сокрушался, что тело Антона так и не было найдено и предано земле. Хотя что в этом странного? Мать бедного монашка умерла, а брату и жене брата до него не было дела.
— Зиновий лгал даже там, где для этого не было причин. Зачем он рассказывал все это тебе, чужому человеку? Чтобы выставить себя в лучшем свете?
— И много ли он солгал?
Пронзительный взгляд Фьяманджело смущал Дарину, она невольно опустила глаза и поспешно ответила:
— Мать Антона, слава Богу, не умерла, хотя здоровье ее пошатнулось. А жена его брата… то есть теперь уже вдова, никогда не забывала Антона. Едва у меня появилась надежда, что он жив, как я сразу же пустилась на его поиски.
Фьяманджело внезапно вскочил с места и подошел к окну, словно желая вдохнуть вечерней прохлады.
А Дарина вдруг почувствовала, что ею овладевает странная, почти неестественная слабость. Она подумала, что таково может быть действие напитка, который дал ей Фьяманджело. Видимо, он это сделал для того, чтобы лишить пленницу воли сопротивляться. Но при этой мысли Дарина почему-то не испытала ни гнева, ни возмущения.
Фьяманджело вернулся к кровати так же стремительно, как отошел. На ходу он сбросил с себя рубашку, и Дарина невольно отметила скульптурный рисунок его плеч и груди.
— Это знамение свыше, что ты оказалась здесь, — прошептал он и медлительным движением привлек ее к себе.
Дарина почувствовала, как его руки перемещаются по всему ее телу, расстегивая халат, сдвигая с плеч нижнюю рубашку. Что-то неуловимо знакомое почудилось ей в теплом запахе его кожи, и Дарина заплетающимся языком спросила:
— Может быть, ты все-таки Антон?
— Разве я похож на этого бедного монашка? — Фьяманджело страстно ее поцеловал и повторил свой вопрос: — Я похож на него? Он также тебя целовал? Ты любила его?
— Любила, но как брата. Антон был слабым, неопытным юношей, — пролепетала Дарина, ощущая себя во власти колдовских чар. — Он не умел так целовать, как ты…
— А кто умел? Назар?
— Зиновий рассказал тебе даже о Назаре?.. — Она нахмурилась, упершись руками в грудь Фьяманджело. — Почему тебя интересует мое прошлое? Кто ты?
— Неважно, кем я был. Сейчас, сию минуту, я хочу только одного: быть твоим возлюбленным, твоим страстным любовником. Я хочу, чтобы в моих объятиях ты тоже забыла о прошлом.
Дарина чувствовала, что неодолимая сила влечет ее к этому человеку. Он уже не казался ей чужеземцем, и, удивившись, что так хорошо понимает каждое его слово, она вдруг осознала, что он говорит с ней на ее родном языке. Да и сама она не заметила, как перестала вспоминать и подыскивать итальянские слова, изъясняясь уже так, словно перед ней был русич. Это открытие на миг всколыхнуло волю Дарины, затуманенную колдовским напитком, и она опять спросила:
— Может быть, ты все-таки Антон?.. Ведь мы с тобою говорим по-славянски.
— Что же в том удивительного? Я плавал по морям, бывал в разных землях, вот и научился разным языкам. Здесь, в Суроже, много русских купцов, я часто слышу их речь.
— Да… верно… — Дарина сама чувствовала, что голос ее звучит невнятно, как во сне. — Ты не можешь быть Антоном. Всем известно, что Фьяманджело — бывший пират. Значит, тебе приходилось убивать людей, ведь так? А Антон никогда бы не смог убить человека…
По лицу Фьяманджело скользнула тень, и он ответил с недоброй усмешкой:
— Наверное, и ты многого не могла в те годы, когда была невинной девушкой.
В его глазах вдруг появилось отчуждение, а руки, державшие Дарину в объятиях, разжались. Почувствовав себя лозой, лишенной опоры, Дарина упала спиной на кровать. И тогда, посмотрев на себя словно со стороны, она увидела свое почти обнаженное тело, сиявшее пленительным теплым светом на фоне мягкого синего шелка, которым было застелено ложе. Фьяманджело медленно повернул к ней голову. Его загоревшийся взгляд скользнул по ее груди, животу и стройным ногам. Этот взгляд волновал Даринудаже сильнее страстных объятий. Никогда прежде она так не желала близости с мужчиной, как в эту минуту. Ей уже было все равно, кто перед ней — друг или враг. Она протянула руки навстречу Фьяманджело, и он тут же, почувствовав ее немой призыв, сжал Дарину в объятиях.
