Лоретта Чейз - Лорд Безупречность
– Таковы почти все крупные поместья, – заметил Ратборн.
– Мне еще ни разу не приходилось объезжать владения вместе с хозяином, который по пути рассказывал бы и об истории своих земель, и о планах на будущее. Это значительно изменяет впечатление.
– Нортвик явно не равнодушен к поместью.
– А ты? – поинтересовалась Батшеба. – Любишь свою землю?
– Ты имеешь в виду поместье в Дербишире? – уточнил Ратборн. – Да, конечно, люблю, хотя жизнь пока принадлежит Лондону. Но в городе человек ограничен домом, пусть и собственным. А в деревне дом становится частью огромного мира. Мир этот измеряется не только пространством, но и временем – историей многих поколений. Куда ни взглянешь, везде встречаешь дела рук предков.
– Сегодня именно это и поразило меня больше всего, – призналась Батшеба. – Раньше огромные имения казались всего лишь памятниками, пусть и грандиозными. Еще ни разу не удавалось увидеть в них воплощение вечной жизни.
– Это потому, что у тебя никогда не было возможности оказаться частью единого целого.
– Но ведь Эдмунд Делюси был этой частью. И Джек тоже. – Батшеба покачала головой. – Я считала, что понимаю Эдмунда, потому что понимаю Джека. Каждому из них судьба уготовила роль младшего сына; оба жили в тени старших братьев. Каждый знал, что никогда не встанет у штурвала семейного корабля. И тот, и другой казались подвижными, беспокойными людьми, но в то же время недостаточно дисциплинированными для военной карьеры. А ведь именно в ней они могли бы совершить великие деяния и стать героями. Судьба распорядилась таким образом, что место подвигов заняли невероятные, неблаговидные поступки.
– А теперь тебе трудно понять, как они могли принести в жертву все это. – Бенедикт кивнул в сторону окна, где за серой пеленой дождя простирались тысячи акров земли.
– Даже не знаю, что и думать. – Батшеба подошла к камину и опустилась в кресло. На лице застыла искренняя тревога. – Если бы я выросла в подобном мире, неужели смогла бы обрести истинное счастье в двух убогих комнатках на задворках большого города? Или в постоянных переездах из одного места в другое, в непрестанных попытках скрыться от кредиторов?
– По-моему, степень счастья могла бы зависеть от того, с кем пришлось бы делить эти комнаты или скрываться от долгов.
Батшеба подняла голову и наткнулась на пристальный взгляд.
– Не смей так на меня смотреть.
Бенедикт подошел и опустился перед ней на корточки.
– Как? – Взял ее руку и крепко сжал теплыми ладонями.
– Так, словно ты готов так жить… вместе со мной.
– О нет, – возразил он. – Я бы так не смог. В характере начисто отсутствует набор необходимых качеств. Я всегда ощущал себя наследником. Меня готовили к большим делам, а не к лишениям. Учили не убегать, а твердо стоять на месте. Видишь ли, меня воспитывали для стабильности, потому что от старшего сына многое зависит и многие на него рассчитывают. – Он снова посмотрел в окно. – Поместье в Дербишире. Настоящее маленькое королевство. Сотни жизней – если не считать скот и прочую живность.
Батшеба пристально, долго, без капли стеснения смотрела в задумчивое лицо. Этот человек ничего не скрывал. Да и сможет ли он вообще что-нибудь от нее скрыть, даже если захочет? И все же он понимал, что она ни за что не поверит тому, что увидит в его глазах.
Да и с какой стати ей верить, если, он и сам себе едва верит?
Наконец она отвела взгляд, с печальной улыбкой освободила руку из его ладоней и легко прикоснулась к щеке.
– Нет, ты слишком умен и слишком исполнен чувства долга, чтобы превратить собственную жизнь в фаре и опозорить семью из-за женщины. Это одно из качеств, которые так мне импонируют. И все же ты вел себя куда менее благоразумно, чем хотелось бы.
Он повернул голову и нежно поцеловал ладонь.
– Учись считать. «Умный» и «исполненный чувства долга» – это не одно качество, а целых два. А теперь скажи, что еще тебе нравится?
Она опустила руку на колени.
– Ни за что не скажу. Список достоинств окажется слишком длинным, а я и так очень устала.
Бенедикт с тревогой заглянул в милое лицо. Бледна. Была ли она такой бледной днем? А совсем недавно дрожала. Не заболела ли?
– Я думал, ты славно выспалась прошлой ночью. Ведь меня рядом не было, так что никто не мешал.
– Сам того не зная, ты незримо присутствовал. – Батшеба пожала плечами.
– Ты волновалась обо мне! Сколько раз я уже говорил…
– Пожалуйста, не повторяй. – Она резко поднялась и отошла. – Ты безупречен, и все же один аристократический недостаток у тебя есть. Не знаю, чем он объясняется. Может быть, возник оттого, что другие постоянно расчищали тебе путь. А может быть, всему виной стена между тобой и обычными, простыми людьми. Богатство и привилегии способны изолировать даже такого убежденного филантропа, как ты.
– Знаю, – согласился Бенедикт. – Разве не об этом я говорил всего лишь несколько минут назад? Да, я не готов прожить обычную, простую жизнь, а тем более не в состоянии бедствовать и бродяжничать.
– Но ты жестоко пострадаешь от собственного высокомерия! – с болью в голосе воскликнула Батшеба. – Тебе трудно это понять, а я не знаю, как объяснить, что тебя ждет; не знаю, как показать грозящие одиночество и унижение. И все же не хочу, чтобы страдания тебя коснулись. Не хочу, чтобы ты терпел лишения из-за… из-за меня.
– Милая моя девочка. – Ратборн подошел и крепко обнял расстроенную Батшебу.
– Ну вот, видишь, что творится? – пролепетала она дрожащим голосом. – Видишь, ты опустился до того, что жалеешь меня.
– Возможно. Но только совсем чуть-чуть.
– Мы с тобой непозволительно подходим друг другу, – огорченно заметила она. – Невероятно, но факт. И до добра он не доведет.
– Согласен, – подтвердил Бенедикт. – Общение с тобой приносит мне не меньше удовольствия, чем… созерцание лица и фигуры. Неожиданный поворот событий, это уж точно.
Она положила руку ему на грудь.
– Я не настолько благородна, чтобы противостоять обаянию – особенно когда ты рядом, совсем близко. А противостоять следовало уже несколько недель назад, и я прекрасно это знала. Знала, что грядут неприятности. Но теперь уже поздно переживать. – Она подняла голову и взглянула ему в лицо блестящими от слез синими глазами. – Это я сказала себе прошлой ночью. Теперь имеет значение лишь то обстоятельство, что нас обнаружили. Все дороги к отступлению отрезаны. Скандал неизбежен. И все же я придумала способ сократить потери.
– Я и так знаю, что ты сейчас скажешь. Не трудись. Об этом не может быть и речи.
Батшеба отстранилась.
– Как только мы разыщем детей, я возьму Оливию и исчезну.
