Елена Арсеньева - Яд вожделения
– Не плачить, Ленхен… Ах, мой милый Ленхен!
Черт бы побрал эту немецкую чувствительность! Ей-богу, он сейчас кинется ее утешать, осушать ей слезы! А их и в помине нет.
Алена сделала вид, будто вытирает глаза, и воззрилась на Фрица со всей возможной злобою:
– Что здесь происходит?!
– Это… ну… – Фриц растерянно похлопал глазами, потом с детской радостью подхватил с пола пушечку и сунул Алене:
– Пуф-пуф-ф! Schlacht! Бритьва… о, nicht, бить-ва! Батали-я!
– Баталия?! И что? Сверчок тмутаракан победил?
– Таракан? – в ужасе глянул на пол Фриц, отличавшийся необыкновенным, почти женским страхом перед всяким тараканом, особенно перед тем, коего зовут прусаком. Может быть, пруссаки били когда-нибудь саксонцев?
Так. Если Фриц начнет гоняться за тараканами или вдаваться в тонкости русской пословицы, где единственное насекомое – это сверчок, дело можно считать пропащим! Это затянется надолго…
Повинуясь нетерпеливому Катюшкину взору, Алена торопливо напялила маску язвительности:
– Что, сударь, на вашем насесте теперь сидит новая голубка?
Фриц мгновенно забыл о тараканах и всецело задумался о птицах. Он люто покраснел, шмыгнул глазами вниз, к упомянутому насесту, который все еще не утихомирился и весьма выразительно приподнимал набедренную повязку, вовсе потерялся от этого зрелища и попытался оправдаться:
– Почему новый? Нет, голубка старый!
Наконец-то Алена смогла законным образом захохотать! Катюшку ощутимо перекосило, и она бросила на своего любовника такой взгляд, что, встреться он с нею глазами, мгновенно прозрел бы истину даже при всей своей несомненной тупости. Впрочем, Катюшка обладала умением мастерски смахивать со своего подола всякий ненужный мусор. И хотя на ней не было сейчас даже подобия подола, а весь наряд представлял собой одно сплошное декольте, она сумела «стряхнуть» обмолвку Фрица, будто незначительную соринку, и воинственно взглянула на Алену:
– А ты что тут разоряешься? Саму-то тебя я за чем застукала? Не припоминаешь?
– Ну и что? – передернула плечами Алена. – Я только подобрала то, что плохо лежит!
– Оно и при тебе плохо лежало, – не осталась в долгу Катюшка. – А правильнее сказать – висело. При мне же – стоит!
– Стало быть, господина фон Штаубе – побоку? – ехидно осведомилась Алена.
– Да! Я его бросила ради Фрица! – гордо заявила Катюшка, ничем не рискуя: Людвиг фон Штаубе позавчера отъехал вместе с Демидовым на Урал в полной уверенности, что его ненаглядная через день-другой отправится следом с обозом и под охраною.
У Фрица от благодарности увлажнились глаза, а Алена развела руками:
– Ну, знаешь! На тебя не угодишь!
– И бог на всякого не угодит, – не полезла за словом в карман Катюшка… да и лезть, по правде сказать, было некуда!
Алена заломила руки, как бы в отчаянии. Она и в самом деле отчаянно придумывала, что бы такое сказать еще. Самое лучшее, конечно, вздохнуть с облегчением: «Делайте что хотите и будьте… счастливы!» Но только представить, каким это будет ударом для Фрица! Оставить его в образе преступного изменника? Лишить возможности поугрызаться совестью, проявить истинно рыцарское великодушие? Нет, они с Катюшкою и так слишком жестоко с ним обошлись! Придется еще поиграть.
– Ах, Фрицци! – всхлипнула Алена, надежно загородив ладонями сухое лицо. – Я не смогла дать вам счастья!
– Ах, Ленхен!
Мгновение – и Фриц был подле нее, упал на колени, и его бледные глаза оказались щедро разбавлены слезами.
– Я во всем виновать сам! Мне не следовать тебя соблазнять… в постелю завлекать!
Да, вот это настоящий рыцарь! Еще вопрос, кто кого соблазнял и завлекал!
– Это был мой Fehler… gross Fehler![108] Я был преступатник… преступальник… о, людоедь!
Катюшка на канапе зашлась в тяжелых сдавленных рыданиях, в которых только увлеченный самобичеванием Фриц не расслышал задушенного хохота.
– Ленхен! – простер он руки несколько вкось, потому что плохо видел от слез. Их у Фрица вполне хватало на двоих, и Алена перестала трудить глаза. – Ленхен, тебе необходимо меня прощать и отпускать к Катюшхен! Я без нее… как это? Спокойный? Спящий? О nicht! Я без нее покойник!
– Миленький ты мой! – пылко вскричала Катюшка, срываясь с канапе и обрушиваясь на шею Фрица так стремительно, что он не устоял на коленях и вместе с обнимавшей его Катюшкою завалился набок.
Теперь настала очередь Алены давиться тяжелыми, ну очень тяжелыми рыданиями. А Kатюшка покрывала лицо Фрица поцелуями, страстно восклицая:
– Не плачь, либхен Фрицци! Сколько ни жить, обо всем не перетужить! Коли болит у тебя сердце от жалости, так и давай поступим с Аленою по-божески. Я, конечно, нынче же к тебе переберусь, но и ее гнать мы не станем. Через денек-другой мы с тобою отъедем в твою Саксонию…
– Ах, Катюшхен! – донельзя осчастливленный Фриц стиснул ее руки. – Неужели ты ехать со мной?! Неужели ты меня не оставлять?
– И не надейся! – мрачно посулила Катюшка. – Конечно, с тобой поеду в Саксонию! А чего ж ради я…
Алена, стоявшая рядом, так, что край ее пышной фалбалы касался Катюшкина бока, успела пнуть ее под этим прикрытием за мгновение до того, как заболтавшаяся подружка едва не загубила свой же грандиозный замысел.
Катюшка подскочила и, чтобы скрыть стон боли, влепила Фрицу поцелуй.
– Конечно, я еду с тобой! – В голосе ее зазвенели слезы, и Алена с раскаянием подумала, что, пожалуй, перестаралась. Как бы на нежной Катюшкиной попке не осталось синяка! Подружка ей такого урону нипочем не простит. – А ее, эту… – Катюшка скрежетнула зубами, – эту девку неотесанную мы тут покуда оставим и денежек ей дадим. Пускай себе живет и не поминает нас лихим словом. Дом ты до конца года снял? Вот и хорошо. Ну, и на пропитание ей оставим там… сколько-нибудь. И само собой разумеется, ты подаришь Алене все ее платья. Нет, нет, не спорь! – приложила она палец к губам Фрица, вовсе и не помышлявшего ни о каком споре: у него вообще всякую мысль отшибло от великодушной практичности Катюшхен, а скорее всего – от близости ее пышной груди. – За это нас с тобою бог вознаградит. И вот еще что: ты сказывал, что послезавтра в честь отъезда твоего со товарищи господин Меншиков бал дает? Мы пойдем – и Алену с собою возьмем непременно. Пусть напоследок порадуется, – тараторила Катюшка, все жарче наваливаясь на Фрица и за спиной показывая Алене кулак: молчи, мол, не вздумай спорить!
Она и не думала. Да и мыслимо ли было прорваться сквозь этот поток слов?
Фриц уже лежал на обеих лопатках – в прямом, и в переносном смысле. Катюшка, закрепив победу еще одним звучным поцелуем, вскочила с полу и подмигнула Алене:
