Гелена Мнишек - Прокаженная
— Вы задаете вопросы так… странно. Похоже, вы не верите в силу моих чувств… Но тот, кого я полюблю, сумеет их оценить.
— Наверняка! Такого рода открытия — сущий триумф! Если сумеешь их сделать…
— Разве вы не умели?
— О, я достаточно часто делал открытия, но не могу сказать, что это были «триумфы». Триумфом я мог бы назвать последовавшее за открытием счастье… но его-то я и не пережил ни разу.
— Быть может, вы просто не старались?
— Трудно «стараться» стать счастливым. Счастье приходит само… или не приходит.
Графиня помолчала, потом заговорила тише, словно бы для себя одной.
— Хотела бы я быть мужчиной. Мужчины могут говорить, что думают, а нам этого нельзя…
Голос ее звучал тоскливо, глаза были обращены к звездному небу, в них отражались искры фейерверка. Она нетерпеливо ждала.
Вальдемар посмотрел на нее искоса. Оставаться совершенно равнодушным к ее прелести он не мог.
«Жаль, что здесь нет Занецкого, — думал он. — Уж он-то был бы уже у ее ног… потому что прекрасная обертка заставит потерять голову. Но я, дурак этакий, предпочитаю перчатке, пусть и красивой, руку… Эх, случись все пару лет назад!»
Вальдемар послал ей дерзко-шаловливую улыбку:
— Вы говорите, женщины связаны по рукам и ногам в выражении своих чувств? Мне так не кажется.
— Но не можем же мы объясняться первыми!
— О нет! Однако женщины могут недвусмысленно дать понять, какими чувствами они обуреваемы. Если они искренни, они всегда могут облегчить влюбленному в них дорогу к счастью. Своей песней без слов…
И он замолчал — нарочно, зная, что ступил на скользкую дорожку и забросил крючок, который графиня может и проглотить. Его это откровенно развлекло. Внезапно появившийся на щеках графини румянец прямо-таки развеселил и подсказал ему дальнейшие слова:
— Иные женщины — словно цветки, которые в солнечную погоду распускаются и одурманивают чудесным ароматом, но едва появится луна, замыкаются, жалея свои краски, прячут очарование, словно опасаясь, что меньше его останется влюбленному. К таким растениям относится самое мое любимое — вьюнок. Когда женщина, подобно вьюнку, дает почувствовать свою любовь, она без слов шепчет: «Я твоя, возьми меня» — это и есть то безмолвное объяснение, на которое мужчина отвечает словами…
Графиня внимательно слушала его. Губы ее подрагивали — желанная цель была близка, и будущее представлялось в радужных красках…
— Вы любите вьюнок? — переспросила она.
— О да, и еще как!
— Когда вы так говорите, заслушаться можно… Но всегда ли солнце способно услышать, в чем признается цветок? Столько глаз смотрит на солнце, столько клятв к нему обращено… Сможет ли бедный влюбленный вьюнок надеяться на теплый лучик?
— Наверняка… если им движут искренние чувства. Солнце, знаете ли, слишком умно, чтобы принимать все клятвы бездумно. Оно-то уж сумеет различить, кому нужно оно само, а кому — лишь золотой его блеск… и никогда не ошибается.
Барская беспокойно встрепенулась — тон майората и его слова пробудили в ней смутную тревогу, и она потупилась.
Вальдемар вновь украдкой глянул на нее, в глазах его прыгали чертики. Он подумал: «Не знаю, равен ли я солнцу, не в том дело. В одном уверен: никакой ты не вьюнок, ты — обычный подсолнечник!»
Они подошли к иллюминированным гротам, откуда доносился шум веселых разговоров. Графиня замедлила шаги и сказала, не глядя на майората:
— Вы знаете, что князь Альфонс Занецкий добивается моей руки?
В голосе можно было различить и нотки высокомерия.
— Знаю, графиня.
— Папа мне усиленно рекомендует его, а я… Что думаете о нем вы?
— Это очень добрый человек, чуточку пустоват, но в наших кругах это считается не недостатком, а достоинством.
— Пустоват? Вот не замечала! И что же вы мне посоветуете? — голос ее явственно дрогнул.
— Я никогда не выступаю советчиком в подобного рода делах. Свое мнение я о нем высказал, а дальнейшее заинтересованные лица должны решать исключительно вдвоем.
— Значит, вы мне ничего не посоветуете?
— Я не советую в таких делах. Советчик, ко всему прочему, фигура печальная — что бы он ни сказал, «да» или «нет», на него сплошь и рядом бывают весьма обижены…
— Почему вы уклоняетесь от прямого ответа?
Вальдемар нахмурился, заметив загадочную улыбку графини. Она ему наскучила, он искал способа прервать этот разговор, но настойчивость Мелании прямо-таки сердила, и он ответил весьма недружелюбно:
— Не понимаю, отчего вы так рьяно добиваетесь, чтобы я стал судьей в деле… скажем так, совершенно мне неинтересном… Но коли уж вы настаиваете… Я уверен, что из всех, добивающихся вашей руки, Занецкий — самый лучший.
У графини перехватило дыхание:
— А если бы я вышла за него?
— Я от всего сердца пожелал бы вам счастья.
Графиня стояла бледная. Губы ее нервно подрагивали.
Она молча шла рядом с ним. Оба долго молчали. Вдруг Мелания резко вырвала руку и бросила:
— Благодарю, я одна осмотрю гроты.
— Как вам будет угодно, — поклонился он.
Она побежала к гротам, он повернул к замку: «Ну вот, я спалил за собой еще один золотой мост…»
Стефа тихонько ускользнула из парка, где за ней неотступно следовал молодой человек с моноклем, ухаживавший за ней еще на выставке. Вместе с Люцией и молодыми княжнами Подгорецкими она пошла в зимний сад. Бродила меж пушистых папоротников и бархатных листьев бегоний, ярких, словно эмаль. Мох на камнях помогал создать иллюзию, что девушка находилась в настоящем диком лесу. В расселине скалы сидела нахохлившаяся сова, меж камнями прополз уж, в озерках плескались золотые рыбки.
Стефа ходит, смотрит, слушает, вдыхает запахи и не знает — явь это или сон? Правда, и сны, столь великолепные, ей не снились никогда… Замечтавшись, она и не замечает, как Люция увела княжон, чтобы показать им охотничий костюм, предназначенный для завтрашней охоты на фазанов. Стефа осталась одна, чувствуя себя одурманенной и счастливой безмерно. Не видит, что давно уже на лестнице среди цветов стоит он, хозяин и властелин всех этих сокровищ. Замечтавшаяся, не видит, как он неспешно, шаг за шагом, спускается с лестницы, не сводя с нее взгляда; не слышит его шагов в аллее. Он замер, боясь испугать девушку неожиданным появлением. Она вздрогнула, инстинкт подсказал ей, что кто-то находится рядом. Резко обернулась. Он протянул к ней руки. Стефа не вскрикнула, но страшно побледнела. В этот миг, когда вся ее душа была поглощена им, она тем не менее не желала его видеть, пугаясь его присутствия и его взглядов.
Он взял ее руки в свои горячие ладони, оказавшись совсем близко.
— Уже второй раз я испугал вас в этом замке, — шепнул он низким тихим голосом. — Пани Стефания, что с вами?
