Элоиза Джеймс - Обретая любовь
– Он не продается! – отрезал Банбатт, физиономия которого снова стала багроветь. – Со мной такие уловки не пройдут. Сначала отберете у меня скотину, а потом оставите умирать от голода в придорожной канаве… А моя законная жена пройдет мимо и плюнет мне в лицо. Нет, конь останется при мне.
Банбатт сделал резкое движение, и Колин нанес ему апперкот в челюсть.
– Я заявлю на тебя констеблю! – воскликнул Банбатт. От удара он отшатнулся назад, из уголка его рта побежала струйка крови.
Колин достал золотой соверен, подбросил его, и тот, описав дугу, упал между ним и хозяином коня. Банбатт проследил за траекторией до самой земли.
– И ты хочешь купить моего скакуна за какой-то жалкий…
За первой монетой последовала вторая.
– Конь не стоит больше двух соверенов, – вмешался пекарь. – Этот негодяй истязал его целых три года. И еще неизвестно, как он ему достался. Конь был ему явно не по карману, мы все это сразу же поняли. Ты наверняка украл его!
– Ничего подобного! – вскричал Банбатт.
Колин бросил третий соверен.
– Это уже перебор, – заметил пекарь.
– Ну и еще один сверху, – подзадорил Банбатт. – Если хочешь заполучить этого коня, то не скупись, плати реальную цену. Это отличный скакун, с чемпионской родословной.
Колину было совершенно наплевать на родословную. Он просто понимал, что у животного не может быть нормальной жизни у этого спившегося мерзавца, который, судя по всему, лупит его довольно часто. Вообще, мир был бы гораздо лучше без подобных типов…
Вероятно, Банбатт сумел прочитать эту мысль в глазах Колина, потому что он вдруг проворно опустился на колени, чтобы собрать с земли монеты.
– Ладно, он твой! – Банбатт встал и, неловко шагнув назад, налетел на пекаря.
– Фу, ну и воняет же от тебя! – воскликнул тот, отталкивая его.
– Надеюсь, это чертово отродье лягнет тебя так же, как и меня, – пробормотал Банбатт, обращаясь к Колину. – Господь об этом позаботится.
– Господь!.. – усмехнулся пекарь. – Да он не отличит такого, как ты, от обыкновенного булыжника!
– Ступай! – проговорил Колин. – В этой деревне тебе делать нечего.
Банбатт сплюнул на землю.
– Так же как и тебе, – парировал он. После чего развернулся и заплетающейся походкой засеменил прочь.
– Вы слишком много заплатили за этого коня, – сказал пекарь. – Вы, конечно, сделали доброе дело, вызволив его, но вряд ли от него будет большой прок.
– Поживем – увидим, – отозвался Колин, разматывая укороченные поводья. – Я сын сэра Гриффина Берри и лишь вчера приехал в Арбор-Хаус со своей женой. Нам нужна какая-нибудь женщина, чтобы готовить и убираться, потому что на данный момент никого из прислуги в доме нет.
– У сэра Гриффина прислуживает миссис Бушби, – тотчас сообщил пекарь. – Я отправлю за ней своего мальчишку, и уже через час она будет у вас.
Колин повел приобретенного коня в Арбор-Хаус. Прибыв домой, он направился вместе с ним на конюшню, где обнаружил вернувшегося после ночевки в деревне кучера, который занимался уходом за лошадьми из упряжки.
– Сейчас я его помою, – сказал тот, критически осматривая приведенное животное. – Конь хоть и тощеват, но бока у него неплохие, а щетки над копытами просто превосходные. Его можно будет продать за хорошие деньги, нужно только привести его в порядок и подождать, пока заживут эти раны. – Он аккуратно ощупал ребра животного, между тем как Колин крепко держал поводья. – К счастью, ничего не сломано.
– Я сам о нем позабочусь, – сказал Колин, заводя коня в свободное стойло. – А ты, Гримбл, занимайся остальными.
Затем Колин облокотился на створку и стал ждать. Прошло несколько долгих минут, прежде чем конь поднял голову.
– Да, вид у тебя не ахти, – сочувственно произнес Колин. – Ты грязен, на правом боку засохшая кровь, грива такая, как будто ее птицы обгадили, даже ресницы и те перепутаны.
Конь опять опустил голову, так что его нос коснулся соломенной подстилки. Колин взял ведро с овсом, но едва занес его над загородкой, как конь вновь вскинул голову и взвился на дыбы.
Колин, не обращая на это особого внимания, высыпал тем не менее зерно в кормушку.
– Такое впечатление, будто ты пытаешься взлететь, – пошутил он. – Назову-ка я тебя Дедалом. Так звали одного древнего грека, который попытался долететь до солнца, но вместо этого шлепнулся вниз.
Конь проигнорировал эти слова. Он снова стоял на земле всеми четырьмя копытами, его бока вздымались, шея потемнела от проступившего пота. Прошло минуты четыре, и Дедал, склонив голову к кормушке, все же принялся есть.
– Гримбл! – окликнул Колин кучера. – Я решил назвать его Дедалом.
– Звучит неплохо, – отозвался кучер, подходя ближе. – Как понимаю, имя иностранное?.. Быть может, стреножим нашего красавца, и я его обмою?
Колин помотал головой.
– Думаю, большого риска занесения инфекции нет, ранки быстро затянулись коростой. Оставим его в покое до утра.
– На мой взгляд, это не лучший вариант, – возразил Гримбл, глядя на коня. – Его бы следовало все же привести в порядок.
– Сейчас его беспокоит не столько грязь, сколько тревога по поводу возможного продолжения побоев. Так что повременим с помывкой до завтра. Пусть он немного привыкнет к нам. А пока принеси ему, пожалуйста, сена и запарки.
Колин простоял рядом с Дедалом еще несколько минут, прежде чем окончательно уйти.
– Пойду разыщу свою жену, – сказал он коню. Тот дернул ушами, но голову не поднял. – Увидимся завтра утром. А также на следующий день. Тебя больше никто никогда не ударит.
Измученный болью и страхом конь продолжал жевать овес.
Шагая к дому, Колин размышлял о некоторых параллелях, которые были слишком очевидными, чтобы их игнорировать.
Миссис Бушби была уже на месте. Она только что приготовила чай и теперь делала уборку на кухне. Ее несколько озадачило то, что Колин упорно не желал, чтобы прислуга оставалась на ночь в доме. Но в конце концов она приготовила ужин и пообещала вернуться на следующий день еще с парой женщин, которые помогут ей сделать в доме основательную приборку.
– И все же я не понимаю, как вы обойдетесь без прислуги, – продолжала недоумевать миссис Бушби. – Это как-то противоестественно, чтобы господа все делали сами.
Колин лишь улыбнулся на эти слова. Когда миссис Бушби ушла, он взял серебряный поднос с чайными приборами и спустился с ним к озеру. А после чаепития вновь предался страсти со своей молодой женой под сенью прибрежной ивы.
Потом Грейс растянулась на траве, положив голову на бедро Колина, и наблюдала, как тени ветвей шевелятся на их обнаженных телах. И в этот момент она ощущала себя счастливейшей из смертных.
