Барбара Вуд - Свитки Магдалины
Но случилось так, что Симон, лучший друг Мессии, наконец поддался давлению и покинул Иерусалим вместе с женой, дабы в других городах проповедовать возвращение Мессии. Почему он отправился именно в Рим, я не знаю. Может быть, потому, что здесь росла мессианская община, а он желал помочь ей.
Я уже писал тебе, что после моего обращения у двенадцати вызвал большой страх человек, именуемый Савлом из Тарса, – тому на дороге в Дамаск явилось видение Мессии, якобы велевшее обратить неевреев в новую веру. Со временем этот Савл из Тарса создал большую общину Бедняков в Антиохии, затем был обвинен в уголовном преступлении и отправился в Рим с намерением оправдаться перед цезарем. Он был одним из тех, кто обратил многих евреев Рима в нашу веру. Когда я пятнадцатого числа декабря, римского месяца, прибыл в Рим, мне было нетрудно найти дома, в которых люди, подобно мне, ожидали возвращения нашего Мессии.
Они меня приняли, христосовались и называли братом. Вот тогда-то я впервые услышал слово «христиане», и оно немало озадачило меня. Мои еврейские собратья в Риме тоже говорили о Мессии по имени Иисус, что является латинизированным вариантом его подлинного имени[47], и это тоже заставило меня задуматься.
Когда меня в конце концов отвели к Симону, мы обнялись и пролили много слез, радуясь встрече. Я прижал старика к своей груди, будто собираясь больше не отпускать его, а он выдал такой поток слов на арамейском, что мне показалось, словно его язык с удовольствием смакует их. Потом мы сели за трапезу из острого сыра, хлеба и оливок и предались воспоминаниям о прошлых днях.
Он спросил меня: «Иаков преуспел?».
И я ответил: «Да, он обрел влияние. Наша община теперь насчитывает тысячи людей, все ждут возвращения Мессии. По мере того как растут выступления против Рима, все согласны в том, что близятся последние дни, а как раз об этом говорил Мессия. Скоро он появится у ворот».
Затем я взглянул на лица людей, пришедших на нашу встречу, увидел ожерелья, которые они носили, и понял, что это неевреи. Поэтому я сказал: «Когда вернется Мессия, в Израиле на Сионе появится Царство Божье, и избранный народ станет править миром».
Тут Симон опустил руку мне на плечо и сказал: «Я знаю, что у тебя на сердце, мой сын, и мне хотелось бы развеять твою тревогу. Когда твой Мессия покинул эту землю тридцать лет назад и снова воскрес, я был еще молодым человеком и с нетерпением ждал его возвращения. Поэтому я всем твердил, что оно произойдет завтра. Но теперь я уже очень стар и в некотором смысле наделен даром предвидения. Сейчас я знаю, что он вернется лишь тогда, когда еще больше правоверных будут готовы встретить его».
Я ответил: «Симон, его ждет весь Иерусалим».
На что он сказал: «Там живут одни евреи. Мы не можем забывать о неевреях».
Для меня эти слова были страшным ударом, и я потерял дар речи. Симон так сильно изменился за годы нашей разлуки, что стал совсем другим человеком. После длительного молчания я обрел дар речи: «Ты хочешь сказать, что проповедуешь возвращение Мессии здесь, в Риме?».
Он ответил: «Я проповедую это, и они верят».
«Но ведь они не прошли ритуал обрезания!» – возразил я.
«Обрезание – это ритуал Ветхого Завета, – ответил Симон. – Мы собратья Нового Завета».
«А они соблюдают священные законы Торы?».
«Они их не соблюдают».
«Они ходят в синагогу и постятся в день искупления?»
«Они этого не делают».
«Они воздерживаются от употребления свинины в пищу?»
«Они этого не делают».
Я пришел в ужас. Возможно, мое потрясение возросло многократно потому, что я услышал это из уст Симона, который был когда-то самым набожным евреем.
Я спросил его: «Что это за символы, которые они носят на шее?».
Он ответил: «Это знак рыбы, символ нашего братства. Он появился в Антиохии, где люди говорят на греческом языке».
«И ты позволяешь им носить вырезанные образы?».
«Сейчас не время навязывать наши законы, неевреям, ибо Мессия вернется в любой час. Быть может, даже в то время, пока мы разговариваем, он подходит к воротам города. Эти добрые люди верят в него, они спасены. Если бы я настоял на том, чтобы они сначала стали евреями, они не смогли бы приготовиться и остались бы в стороне в то время, когда Царство Божье уже близко».
Но это не успокоило меня. Поэтому я сказал: «Симон, в Иудее великое множество евреев готовятся к битве с римлянами. Те, кто приходятся тебе братьями, вооружаются в ожидании грядущей битвы: А ты здесь обращаешь римлян в новую веру. Что случилось? Такое впечатление, что мы с тобой стоим по разные стороны».
«Нет, не стоим, – возразил он, – ибо мы оба на стороне Бога».
Я не мог согласиться с ним В Иерусалиме, где раньше проповедовал Симон, евреи ждали возвращения своего Царя. В Риме неевреи ждали того, кого не смогут признать.
«Почему они называют тебя Петром?» – спросил я.
«Потому что Мессия однажды сказал, что я столь прочный и надежный друг, что напоминаю ему скалу».
«Но они курят фимиам, а этим занимаются язычники».
«Это происходит потому, что эти люди раньше были язычниками, но сейчас они поклоняются Богу. Таким способом они почитают его».
«Они не почитают Бога, – с горечью возразил я, – они просто назвали своих богов другими именами. Никто из них не откажется от старого, а лишь внесет небольшие изменения в него. В душе же они по-прежнему останутся язычниками. Ты даже называешь день своего Господа днем Солнца, ибо так он именуется среди поклонников Митры».
Он ответил: «Их много среди нас. К тому же мы обратили в свою веру поклонников Исиды, Ваала и Юпитера».
Однако я возразил: «Симон, это не обращение, ибо все они не сделали ничего, кроме как заменили старые названия новыми. Они все равно остались теми же язычниками».
Мы расстались грустно. Навсегда. Мне уже стало известно, что Савл из Тарса изменил свое имя на Павла, точно так же поступил Симон, став Петром, дабы угодить римлянам. Я также узнал, что мало кто из евреев Рима слышал о Мессии, а ждали его в основном необрезанные язычники.
Я долго плакал и проклял тот день, когда покинул Иудею. Сидя в зловонной комнате постоялого двора, я тосковал по своим оливковым деревьям и хотел скорее почувствовать землю Израиля под своими ногами. Я видел красивое лицо Сары, слышал голос дорогого Саула, чувствовал, что мою шею обвивают руки Ионафана. Как я жалел, что не послушался их, ибо это путешествие не принесло мне ничего, кроме боли и страданий.
