Хизер Гротхаус - Нежная обманщица
— Минерва, тебе нездоровится?
Старая знахарка отстранилась и резко поднялась с кровати.
— Я не больна, не больна, просто устала.
Хейт не поверила и настороженно смотрела, как Минерва обошла кровать и остановилась у головы Тристана. Старушка нежно улыбнулась, и ее лицо покрылось сетью мелких морщин. Потом она провела ладонью по волосам Тристана, нагнулась, поцеловала его в лоб и прошептала:
— Будь здоров, молодец. Береги моих девочек. Мое сердце остается с тобой.
Колдунья распрямила спину, подошла к Хейт и снова опустилась на кровать. Паника стиснула сердце Хейт.
— Минерва, мне не нравится, как ты себя ведешь. Мне страшно.
— Не бойся, племяшка, — успокоила ее Минерва. — Все в порядке, так и должно быть. — Она сунула руку под плащ, достала меховой мешок со своими драгоценными рунами и долго смотрела на него. Потом взяла руку Хейт и вложила в нее мешочек. — Я хочу, чтобы он был у тебя, Хейт, — мягко произнесла она.
Хейт почувствовала, как на глаза набегают слезы. Минерва своей рукой закрыла ее ладонь, и Хейт поняла — старая колдунья умирает.
— Минерва, — давясь слезами, произнесла Хейт.
— Ш-ш-ш-ш… — Старуха грустно улыбнулась и провела по щеке Хейт ладонью — гладкой, прохладной. — Не будем говорить об этом, девочка. Не надо сейчас предаваться грусти.
— Позволь мне позаботиться о тебе, — взмолилась Хейт. В горле вдруг пересохло. — Если ты отдохнешь…
Но Минерва покачала головой.
— К утру я покину Хартмур. Пойду туда, где отдохнет мой дух. — Она уронила руку, перевела взгляд на Изабеллу, прижала кончики пальцев к своим дрожащим губам, потом коснулась ими щеки девочки. — Ты вырастешь красивой, Изабелла Бьюкенен д’Аржан. Запоминай свои сны, они сослужат тебе хорошую службу.
Хейт уже не могла сдерживать рыдания.
— Минерва, тебе нельзя уходить! Что я буду делать без тебя? Что мы все будем без тебя делать?
— Ну-ну. — Старуха притянула голову Хейт к своей груди. — Вы будете жить, детка. — Она гладила рыжие волосы Хейт, пока та плакала и прижималась к старому платью Минервы. — Теперь ты и сама стала знахаркой. Я тебе больше не нужна.
— Нужна! — всхлипнула Хейт.
— Ну хватит. Сядь-ка и утри лицо. — Минерва взяла Хейт за плечи и слегка отстранила от себя. Ее черные глаза тоже блестели от слез. Старушка взялась за подол плаща и вытерла им лицо Хейт. — Я хочу этого, Хейт. Мне это нужно. Я так давно покинула дом. Я соскучилась. Понимаешь?
Хейт не хотелось отвечать. Пусть бы Минерва навсегда осталась здесь, с ней, в этой самой комнате. Но она не стала говорить этого вслух. Она уже не ребенок. Минерва пожертвовала собственной жизнью, много лет назад приехав в Англию и оставшись здесь. Сначала с матерью Хейт, потом с самой Хейт. Хейт не откажет ей в последнем желании, тем более что Минерва никогда ни о чем ее не просила, а ведь она так любит Минерву. Хейт сглотнула.
— Понимаю.
Она будет держать себя в руках, старой шотландке так будет легче, но слезы все равно катились по щекам Хейт. Ей казалось, что она по-прежнему маленькая девочка, испуганная и неуверенная в себе.
— Ну вот, детка. — Минерва посмотрела на мешочек с рунами, зажатый в руке Хейт. — Теперь ты пользуйся ими и береги их.
Хейт кивнула:
— Буду беречь.
— Я знаю, — с загадочной улыбкой прошептала старая колдунья, потянулась к Хейт и поцеловала ее в обе щеки. За окнами бушевала гроза. — Я так тебя люблю, племяшка.
Хейт задохнулась от горя, сердце, казалось, остановилось, она прикрыла залитые слезами глаза, а когда открыла, Минервы уже не было в комнате. Она просто исчезла. Лишь на щеках Хейт еще сохранилось тепло ее ладоней.
У Ивлин дрожали колени, пока она ждала в ночной темноте, стоя у ворот Хартмурского замка. В руке Ивлин держала поводья двух лошадей. В кухне она нашла все необходимые съестные припасы — да простит Господь ей эту кражу, — разделила их надвое и приторочила сумки с провизией к седлам.
Гром прокатился по небу, как дьявольский смех. Молния озарила окрестные холмы. На миг стало светло, как днем. Ивлин чуть не подпрыгнула от ужаса. Никогда в жизни ей не было так страшно. Она попыталась успокоить лошадей, чтобы не заметили стражи на стене.
За спиной раздалось мелодичное позвякивание. Ивлин оглянулась и увидела, как старая колдунья быстро идет к воротам. Ветер раздувал ее черный плащ.
— Ты все сделала правильно, Ив, — похвалила Минерва, окидывая взглядом лошадей и сумки с припасами.
— Как мы выйдем за ворота? — спросила Ивлин и помогла старухе сесть в седло.
— Об этом не думай, — сказала Минерва, легко управляясь со встревоженной лошадью. — Садись в седло, и поехали. Времени мало.
А через мгновение ураганный ветер ворвался во двор замка, расколол надвое широкий дубовый засов и распахнул одну створку ворот. Решетка, как ни странно, была уже поднята.
Ивлин пригнулась к шее своего скакуна и услышала, как на стенах встревоженно перекликаются стражи.
— Ну, мальчик, давай за Минервой. И поспеши.
И через минуту Ивлин, проскакав под надвратной башней, мчалась за старой колдуньей на север, к своей судьбе.
Открытая створка захлопнулась за Ивлин со страшным скрипом, который заглушил даже гром.
Ни Ивлин, ни Минерва Англии больше не увидят.
Глава 27
В самые дальние покои разрушенного аббатства дождь не проникал. Как ни странно, руины большого зала меньше всего пострадали от времени, их прогнившая древесина успешно противостояла натиску бури, однако дождевая вода стекала по стенам, капала с балок, проникала в дыры на крыше, создавая ощущение сырой пещеры на морском берегу.
В искореженных и проржавевшие крепежных кольцах коптили факелы. Огромный костер дымил прямо посреди пола, в гнилых досках которого зияли огромные дыры. Симоне казалось, что они с Женевьевой попали в ночной кошмар.
Обе пленницы жались к костру. Тяжелая от влаги одежда липла к телу. Они прихлебывали теплое вино из грубых деревянных кружек и старались вести себя как можно незаметнее. Со времени прибытия на берег Арман как будто снова обрел здравый рассудок. Он беседовал то с одной компанией моряков, то с другой, обсуждая погоду, состояние моря, возможность поднять паруса.
Рассвет давно наступил, но небо оставалось черным, как ночью. Ветер с ревом гнал тяжелые тучи. Симона благодарила Бога за это ненастье, ведь только оно удерживала Армана и его пленниц на английской земле.
— К ночи мы должны выйти в море, — говорил он капитану, смуглому человеку с жестким взглядом. — Нам опасно здесь оставаться. — Он сделал шаг к Женевьеве и приподнял ее подбородок. — Посмотрите на нее, она больна.
