Джейн Фэйзер - Список холостяков
Она скрестила пальцы на счастье и направилась наверх, чтобы там ждать, чем все закончится. Ее сестры поспешили в гостиную, чтобы занять свои места и подготовиться к приему гостей.
Аноним прибыл ровно в половине третьего. Он вручил свою карточку Дженкинсу, объяснил причину своего прихода, после чего его проводили в гостиную. Там уже собралась небольшая группа гостей, которые вполголоса беседовали между собой. У всех женщин к корсажам были прикреплены свежесрезанные розы. Ему было достаточно одного взгляда, чтобы обнаружить, что белой розы среди них нет.
Дженкинс объявил:
— Артур Мелвин, эсквайр.
Констанция шагнула ему навстречу и обратилась к нему слегка вопросительным тоном:
— Мне кажется, я не имела удовольствия встречаться с вами прежде. Я — Констанция Дункан.
— Я прошу извинить меня за вторжение, — сказал Аноним. — Насколько мне известно, лорд Джерси собирался заехать к вам сегодня, а у меня к нему срочное дело.
Констанция огляделась по сторонам:
— Мне жаль, но он еще не появлялся. Может быть, он появится чуть позже. Позвольте познакомить вас с моей сестрой. Я надеюсь, вы выпьете с нами чаю.
Она представила его Пруденс и обменялась с ней выразительным взглядом. Миллисент все еще не было. Аноним, уже переставший быть таковым, немного беспокойно оглядывался по сторонам, но когда его представляли остальным гостям, манеры его были безупречны.
— Мисс Хардкасл, мисс Дункан, — объявил Дженкинс, появляясь в дверях, и в гостиную вошла Миллисент с белой розой, прикрепленной к корсажу.
— Констанция, Пруденс, простите, что приехала так поздно, — сказала она, подходя к сестрам и протягивая им руки. — У одной из горничных разболелся зуб, и мне пришлось отвезти ее к дантисту, чтобы удалить его. Она ужасно боялась ехать одна.
Миллисент нельзя было назвать ни дурнушкой, ни привлекательной, но у нее было кроткое лицо. Для понимающего человека это многое говорило о ее характере. Ей было уже за тридцать, и она почти примирилась с общим убеждением, что ей уже не удастся найти себе мужа. По крайней мере она делала вид, что примирилась, чтобы сохранить достоинство, — ведь нет ничего хуже, чем вызывать всеобщую жалость. Но в глубине души она мечтала о собственном доме, вдали от больной матери, которая была непревзойденной мастерицей в искусстве использования своих многочисленных болезней для того, чтобы манипулировать дочерью. Миллисент иногда мечтала о собственном ребенке, домике в деревне и спокойном, непритязательном муже. Но она держала эти мечты при себе.
Сестры тепло поприветствовали ее, и она повернулась к остальным гостям. Артур Мелвин стоял чуть в стороне, держа в одной руке чашку с чаем, а в другой — тарелку с куском пирога и наблюдая затем, как Миллисент обменивалась приветствиями со знакомыми и с видом искренней заинтересованности справлялась об их здоровье.
Артур обратил внимание на ее костюм: аккуратный и очень простой жакет с юбкой из коричневой саржи. На ней была подходящая по цвету шляпка, украшенная фазаньим пером. Ее одежда была скорее практичной, чем элегантной. Ему понравились ее мягкий голос и манеры, говорившие о том, что она очень скромна и имеет склонность к уединению. Принимая все это во внимание, на первый взгляд мисс Хардкасл показалась ему как раз той женщиной, которую он искал. Он подошел к пианино, рядом с которым мисс Дункан беседовала с очень молоденькой девушкой.
— А, мистер Мелвин. — Констанция улыбнулась ему. — Могу я предложить вам еще чаю?
— Нет, благодарю вас. — Он поставил чашку с тарелкой на пианино. — Я хотел попросить вас представить меня мисс Хардкасл.
— О, разумеется, — ответила Констанция. — Она такая приятная женщина.
Она подвела его к Миллисент, представила, после чего удалилась и оставила их одних.
— Как, на твой взгляд, продвигаются дела? — тихо спросила ее Пруденс спустя полчаса.
— Не знаю. Но они все еще разговаривают, — прошептала в ответ Констанция. — По-моему, мы отработали наш гонорар.
Глава 16
Констанция накинула на обнаженные плечи изумрудную шелковую шаль и потрогала пальцами бриллиантовое колье, обвивавшее ее шею.
— Тебе не кажется, что бриллианты — это чересчур?
— Вовсе нет, — объявила Пруденс. — Но диадема была бы уже лишней, поскольку это всего лишь обычный ужин.
— Это утешает, — сказала сестра. — Я боялась, что ты станешь настаивать на том, чтобы я надела и диадему.
— Если бы ты отправлялась на бал, я бы настаивала. — Пруденс застегнула бриллиантовый браслет на руке сестры повыше локтя, чтобы его не закрывали длинные перчатки. — Пусть Чес закончит твою прическу.
Констанция села у зеркала и принялась критически наблюдать за тем, как Честити завязывает черную бархатную ленту вокруг низко уложенного пучка.
— Этот стиль очень тебе идет. — Честити высвободила несколько прядей, чтобы они обрамляли лоб и несколько смягчали строгость прически. — А его простота лишь подчеркивает изящество туалета и украшений.
Констанция поднялась со стула и критически осмотрела свое отражение в зеркале. Ее платье было из светло-зеленого шелка с изящно вышитым черным узором филигранной работы. Черные шелковые перчатки, веер из слоновой кости и расшитая бриллиантами сумочка довершали ансамбль.
— По-моему, я выгляжу недотрогой, — заметила она.
— Скорее загадочной и волнующей, — рассмеялась Пруденс. — Чего еще может желать мужчина?
— В величественных залах палаты общин ум мужчины должен быть сосредоточен на более серьезных вещах, — с праведным видом объявила Констанция. — Я не хочу отвлекать его.
— Если ты хочешь успеть вовремя, тогда пора выходить. — Честити направилась к дверям. — Кобем, должно быть, уже ждет тебя.
Констанция последовала за ней, в то время как Пруденс на ходу продолжала поправлять се шаль.
— Надеюсь, что вам предстоит не очень скучный вечер. Меня мучает совесть, что я оставляю вас наедине с Генри и папой.
— О, все будет хорошо, не думай об этом, — сказала Пруденс, легко подталкивая ее к дверям. — Папа никогда не бывает невежлив с посторонними, даже если они раздражают его. А как только Генри сядет играть после ужина, готова поспорить, что папа ускользнет в свой клуб.
Констанции нечего было на это возразить, да она и не хотела возражать. Сестры вышли вместе с ней на улицу, где Кобем ждал с экипажем.
— Если ты надумаешь загулять на всю ночь, — Пруденс понимающе улыбнулась, — постарайся вернуться завтра к свадебной церемонии.
Констанция не удостоила ее ответом. Она села в экипаж и откинулась на сиденье. Кобем тронулся с места, и они неспешно проследовали по Уайтхоллу в сторону здания парламента. Она вышла из экипажа у ворот палаты общин, и стоявший на страже полицейский инспектор подошел к ней и вежливо поздоровался: