Мэгги Осборн - Не бойся любви
Уставившись невидящими глазами в страницы романа Марка Твена, который купил для нее Тай, она только и делала, что обдумывала ситуацию с Грасиелой. Дженни вовсе не хотела быть родительницей, давала себе клятвы, что никогда ею не будет, и маялась при мысли о том, что ответственность все еще лежит на ней. Она не любила детей, никогда не любила и не верила, что когда-нибудь полюбит.
Но как она ни возмущалась, ни бунтовала внутренне, выходило так, что она превращалась в заботливую мамашу. Это удивляло ее в такой же степени, как родительские предостережения, увещевания и улещивания из мужественных уст Тая.
Если бы обстоятельства не были столь тяжелыми и беспокойными, Дженни, вполне возможно, все это казалось бы даже забавным. И она и Тай не любят детей, и ни один из них не ожидал, что придется иметь дело с ребенком. Однако пришлось, и они сражались с чисто родительскими проблемами вроде невозможности уединиться, необходимости подавать хороший пример и так далее; они спорили о том, на что способен шестилетний ребенок, а на что нет, и по временам вынуждены были призывать на помощь весь свой здравый смысл, сталкиваясь с капризами и упрямством Грасиелы.
Если бы обычные, нормальные родители попали в их теперешнюю ситуацию, стали бы они учить дитя играть в покер или двадцать одно? Дженни хотелось верить, что стали бы — даже Маргарита.
— Мне надо поднимать ставку или пасовать? — нетерпеливо спросила Грасиела, протягивая свои карты Дженни таким образом, чтобы Тай их, не дай Бог, не увидел.
Дженни вздохнула и подняла глаза от книги. Она уже десять раз перечитывала один и тот же абзац.
— Я же тебе говорила. У меня правило — не давать советов человеку, когда он ведет свою игру.
— Но я же не человек. Я ребенок. Пасовать, верно?
Дженни посмотрела в огорченные глаза Грасиелы и кивнула.
— Я не намерена говорить тебе, что делать, но… — Она наклонилась над столом и шепнула Грасиеле на ухо: — У тебя всего пара четверок. На твоем месте я бы спасовала. И больше не отвлекай меня, пожалуйста.
Грасиела бросила карты на стол с весьма удрученным видом и молча смотрела, как Тай придвигает к себе кучку спичек.
— Давай еще сыграем, — попросила она.
— Не можем, — возразил Тай, пересчитывая спички. — Скоро ужинать.
Дженни решила оставить всякие попытки читать.
— Научил бы ты ее раскладывать пасьянс, — предложила она. — У нас тогда по крайней мере были бы передышки.
— Я не хочу учиться другой игре, я хочу играть в покер, — надула губы Грасиела. — И я хочу выигрывать. Мама и тетя всегда давали мне выигрывать.
Дженни рассмеялась, и даже Тай усмехнулся.
— Можешь об этом забыть. Никто не собирается тебе поддаваться. В тот день, когда ты выиграешь банк у меня или у дяди Тая, можешь себя похвалить, потому что выиграешь по честному. А до этого пока еще далекого дня придется проигрывать, так что мирись с проигрышем. А теперь хватит болтать. Я все-таки попробую еще почитать.
— А почему бы тебе не почитать вслух, пока мы с дядей Таем сыграем еще раз?
Дженни сощурилась и вздохнула.
— Я читала тебе утром. Теперь хочу почитать для себя. В поезде я, может, буду читать тебе больше, но не сейчас. Так что умолкни.
Грасиела опустила плечи и всем своим видом давала понять, что удручена до крайности. Дженни с минуту смотрела на нее, потом захлопнула книгу.
— Поскольку ты уже расстроена, самое время напомнить тебе, что твой дядя Тай и я уходим сегодня вечером. Не хотелось бы, чтобы ты сильно огорчалась из-за этого.
Грасиела открыла рот от изумления и возмущения.
— Разве вы уходите без меня?
Тай смешал карты и убрал их в футляр.
— Я договорился с женой хозяина отеля, ты ее знаешь, это сеньора Харамильо. Она останется с тобой, пока нас не будет.
— Я ненавижу сеньору Харамильо. Она толстая, и у нее усы. Не хочу с ней оставаться ни за что на свете!
— Но останешься, — спокойно сказала Дженни. — Можешь вопить, орать и плакать сколько хочешь, но ты останешься здесь. Я тебе говорила об этом три дня назад, когда показывала свое новое платье.
— Я пойду тоже! — Грасиела сжала кулаки, из глаз у нее полились слезы. — Мы принадлежим друг другу. Мы отвечаем друг за друга. Вы должны взять меня с собой.
— Замолчи ты, ради царствия небесного! — Дженни нахмурилась при виде неуверенности на лице Тая. — Я вижу, что ты задумал, — сердито накинулась она на него. — Но ты просто сообрази, что такое взрослые люди и что такое эта маленькая соплячка. Если мы пойдем у нее на поводу, тогда она права: мы принадлежим ей. — Дженни снова повернулась к Грасиеле: — А этого быть не должно!
— Терпеть не могу, когда ты говоришь обо мне так, будто меня здесь нет!
— Грасиела, детка, — самым просительным тоном обратился к ней Тай, — сеньора Харамильо умеет играть в покер.
Дженни сразу заметила, что Грасиела хоть и не поддается, но лицо у нее оживилось. Самолюбие требовало, чтобы она изображала плохое настроение и давала понять, что ее бессовестно предали. Дженни разгадала ее хитрость и едва не расхохоталась. Пыталась ли она сама манипулировать взрослыми, когда ей было шесть, как Грасиеле? Если да, то она в свое время могла рассчитывать только на неудачу, как Грасиела сейчас.
На лице Тая было ясно написано чувство вины.
— Если я возьму тебя с собой поужинать, пока Дженни одевается, ты повеселеешь? — спросил он. Дженни округлила глаза.
— И ты еще сказал, что я как яичный желток! Полюбуйся на себя. Она обвела тебя вокруг пальца, такого маленького пальчика!
— Я возьму свою накидку, — заявила Грасиела, совершенно счастливая, и бросила на Дженни торжествующий взгляд, слезая со стула.
— Ах ты, свинюшка!
Тай рассмеялся и надел шляпу.
— Мы уйдем примерно на час. Хватит тебе времени принять ванну и одеться?
Он вымылся и переоделся раньше и теперь стоял перед ней во всей своей ошеломляющей красоте, в туго обтягивающих черных брюках и бархатной черной мексиканской курточке, надетой на белую накрахмаленную рубашку. Дженни обратила внимание на ярко-красный галстук — до этого вечера он таких не носил.
— Ты выглядишь замечательно, — тихо проговорила она, любуясь его упругими мышцами, выступающими под одеждой на плечах и на бедрах.
Легкая дрожь пробежала у нее по спине, когда она вдруг вспомнила о ночах, которые они проводили вместе всю эту неделю. Она узнала его тело, а он — ее. Он мог потрясти ее своим поцелуем или прикосновением. Она могла побудить его к этому или удержать одним только словом, сказанным шепотом. В ее глазах светилась осознавшая себя сила.
— Куда мы идем?
— Это сюрприз, — ответил он, глядя на ее губы. — Надеюсь, тебе понравится мой замысел.
