Ирина Сахарова - Роковая ошибка княгини
— А что, это она, да?! Она?! — Бесцеремонно влез в их беседу некто Антон Голицын, весёлый двадцатипятилетний парень, который слыл жутким сплетником и всегда старался быть в курсе всех дел. Так же он славился феноменальным успехом у женщин, но куда более знаменит был своей роковой, и, увы, безответной влюблённостью в Ксению Митрофанову. Это не мешало ему, однако, заводить интрижки налево и направо, поэтому новенькой барышней он весьма заинтересовался.
— Даже не думай. — Предупредительно сказал Сергей, заметив, что Голицын прямо-таки пожирает взглядом вновь пришедшую, старательно тараща глаза, чтобы всем вокруг было видно, как он заинтересован.
— М-м, а почему нет? — То ли в шутку, то ли всерьёз, сказал Антон, не соизволив даже повернуться к Авдееву. — Вы ведь ещё не помолвлены официально?
— Голицын! — С похвальной твёрдостью в голосе воскликнул Сергей.
— Ну будет, будет, не кипятись! Но идея хороша! Породниться с нашим Мишелем через его новоиспечённую сестру, хе-хе!
Волконский никак не отреагировал на ядовитое замечание, лишь желвак еле заметно дёрнулся на его скуле. Но он поклялся себе ещё вчера, что не будет распускать руки. Война-войной, но сейчас мирное время, и привычные методы придётся на время позабыть. Хотя врезать Голицыну по его смазливой ухмыляющейся физиономии страсть как хотелось! И Авдееву заодно.
— Не буди лихо, пока оно тихо. — Посоветовал Сергей, и непонятно было, Мишеля он имел в виду, или себя самого. Но Антон, будучи по природе своей весьма бесстрашным малым, пропустил его слова мимо ушей, и, по-прежнему не сводя взгляда с вновь пришедшей, дружески положил руку на плечо Волконскому, и сказал:
— Право слово, нехорошо, Мишель! Ты не говорил, что она хорошенькая!
— Серьёзно? — Волконский перевёл взгляд на Александру, раз уж все взгляды были обращены именно к ней, но лицо его осталось бесстрастным, в отличие от Голицына, в чьих глазах прямо-таки зажглись два огромных розовых сердечка, символизирующих влюблённость. — Знаешь, а я за своим презрением этого как-то и не заметил!
С этими словами он снял со своего плеча руку Голицына, при этом вид имея такой, словно это и не рука была вовсе, а нечто ужасно нелицеприятное, и, развернувшись, направился к выходу. А, так как выход — он же вход — в главную залу особняка начинался узким коридором прямо у Александры за спиной, то, получалось, направился он прямо к ней.
Что ничуть не добавило ей уверенности.
«Подорвался-то, как ужаленный! — Преисполненная ехидством, думала Александра, наблюдая за ним. — Что же это, дорогой братец, ниже вашего дворянского достоинства находиться под одной крышей со мной, жалкой простолюдинкой?»
И всё бы ничего, скажем мы, если бы Мишель проявил хоть какую-то учтивость, хотя бы малейший её признак… Так она и осталась бы в своём странном, непривычном, напуганном состоянии, и неизвестно, чем бы закончился этот вечер, и получилось бы у Сергея вернуть её к жизни своим благоговейным присутствием или же нет.
Но у Мишеля получилось во стократ лучше, ибо, там, где есть гнев — нет места страху! Самой большой его ошибкой было то, что он всерьёз вознамерился пройти мимо, не снизойдя даже до элементарного приветствия. Нет, не остановиться, дабы любезно спросить, как она поживает или, чего доброго, поцеловать ей руку или поклониться учтиво! Никто от него этого и не ждал. Мог бы и не останавливаться, раз уж он так куда-то резко заторопился, но хотя бы кивнуть, или удостоить её своим царственным взглядом — что угодно, но только не делать вид, что она пустое место, не подавать такой отвратительный пример остальным. Это было некрасиво!
Что тут скажешь? Мы никогда не утверждали, что Мишель был идеальным и всюду поступал правильно. А вот Александру такое поведение просто взбесило. Как ярая поборница справедливости, она была убеждена — это нечестно, неправильно, и он, по её уразумению, не имел ни малейшего права так себя вести! Он же князь, дворянин, мужчина, чёрт возьми!
Ну, а если уж и «его величество» позволяло себе пренебрегать правилами приличий на людях, что говорить о провинциальной простушке? Это было всего лишь одно мимолётное движение, настолько неуловимое, что Мишель, с его-то блестящей реакцией, и не сумел заметить, когда она ухитрилась сделать этот едва заметный шаг в сторону — так, чтобы оказаться чётко на его пути. Он не успел остановиться, и, как следствие, получил сильнейший толчок в плечо, заставивший его коротко выругаться, в очередной раз нарушив священный этикет.
На удивление Мишеля, после такого жёсткого столкновения эта хрупкая девушка, осталась стоять недвижимо, точно каменная скала, хотя, по всем законам физики, должна была улететь куда-нибудь в сторону, с неизменным переломом ключицы. Но нет, она, казалось бы, и вовсе не заметила данного инцидента, лишь еле заметно поморщившись на его грязное сквернословие.
И, даже не повернувшись к нему, сказала, нахалка:
— Осторожнее надо быть, ваше величество! Смотрите, куда идёте, так и шею сломать недолго!
И, шелестя юбками, направилась в залу, к своему дорогому Авдееву, той самой королевской походкой, высоко подняв подбородок, и, как обычно, оставив последнее слово за собой. Мишель лишь долю секунды посмотрел ей вслед, но затем решил, что выяснять отношения ниже его достоинства, а разбираться, кто кого толкнул, и вовсе мальчишество. Неужели неясно, что она сделала это нарочно? Подобное поведение с её стороны, как ни странно, вызвало у него усмешку.
Которая, впрочем, тотчас же пропала, ибо следом за дочерью в залу вышла Алёна, в сопровождении графини Авдеевой. Мишель решил воспользоваться советом Сашеньки, и пропустил их вперёд, прежде чем выйти. Алёна-то, ясное дело, на конфликт идти не будет, вон как глазами стреляет! Но Мишелю не хотелось лишний раз сталкиваться с ними — нигде, никак, никогда.
— Уже уходите, Мишенька? — Заботливая, как всегда, спросила Софья Владимировна.
Он и ей не ответил. Перехватил взгляд Алёны, которая прямо-таки раздевала его глазами, и, нервно усмехнувшись, демонстративно поклонился обеим женщинам, и вышел в освободившейся за ними проход, так ни слова и не проронив.
— Это из-за нас, — тихонько сказала Алёна, оглядываясь назад — туда, где скрылся молодой князь. — Никак не может смириться, бедный мальчик!
— Дай ему время, дорогая! — Посоветовала Софья Владимировна. — Этот ребёнок сильно избалован. Трудно понять, трудно принять. И такое горе, к тому же! Он очень любил покойную княгиню.
В то же самое время, Ксения Митрофанова, подхватившись со своего места, стремительно направилась к Сергею Авдееву, чтобы сказать ему пару слов, а потом, как верная жена декабриста, неизменно последовать за любимым в добровольное изгнание. Надо сказать, отказываться от столь прекрасного вечера ей категорически не хотелось, поэтому на Серёжу она была зла вдвойне. Но о том, чтобы оставаться здесь без Мишеля, и речи не шло, это было бы некрасиво.
