Джорджетт Хейер - За порогом мечты
Джорджетт Хейер
За порогом мечты
Глава 1
Когда часы в гостиной уже прокашлялись, чтобы торжественно пробить восемь часов вечера, по лондонской дороге к большому особняку в Бате подъехала почтовая карета. Это был наемный экипаж, запряженный четверкой отличных лошадей, и изысканный облик молодой дамы, едущей в карете в обществе своей пожилой служанки, словно призван был свидетельствовать, что она лишь по забывчивости не купила себе в Лондоне личный экипаж для этого маленького путешествия. Оливково-зеленый шелковый редингот сидел на ее изящной фигурке как влитой, и всякая женщина с первого взгляда определила бы, что одевается дама у лучших лондонских модисток. И в то же время костюм был выдержан в простых линиях покроя, без украшений, вполне уместно для поездки. По элегантности ее костюм мог соперничать разве что только со шляпкой, таинственно оттеняющей лицо мисс Абигайль Вендовер. На шляпке также не наблюдалось пошлых букетиков или пышных рюшей, но притом сшита она была по самой последней моде из неаполитанского бархата и обвязана атласной лентой.
Личико, помещавшееся под этой шляпкой, не принадлежало, прямо сказать, ни юной девушке, ни признанной светской красавице, но было полно шарма. Спокойные серые глаза светились, помимо очарования, еще и умом, однако остальные черты лица были не столь примечательны. Рот казался слишком велик для того, чтобы его можно было назвать красивым, форма чуть вздернутого носика была далека от классических образцов, а подбородок выдавал несколько избыточную для молодой леди решительность. Волосы тоже имели неопределенный цвет – нечто среднее между ультрамодным каштановым и ангельски-белесым, – скорее просто русые. Они не были собраны вместе и свободно свисали кудрявыми локонами на ее ушки. Волосы Абигайль под шляпкой были прикрыты, как обычно, скромным кружевным капором, что всегда раздражало ее вздорную племянницу Фанни, по-детски возмущенно фыркавшую, что Абигайль в таком чепчике напоминает косную старую деву.
Фанни фыркала еще громче, когда Абигайль с легкой улыбкой отвечала ей своим спокойным мелодичным голоском:
– Спасибо, что хоть не называешь меня старой вдовой…
Похоже, приезда Абигайль все в доме ждали с нетерпением. Не успел экипаж въехать во двор, как парадная дверь распахнулась и к карете подскочил лакей, чтобы помочь мисс Абигайль спуститься по откидной приступочке на землю. Вслед за лакеем в дверях показался старик дворецкий, который сердечно приветствовал хозяйку – а именно хозяйкой этого дома и была мисс Абигайль Вендовер, или просто Эбби.
– Вот уж добрый вечерок так добрый, коли вы наконец приехали домой, мэм! – проклекотал старик. – Рад вас видеть, мэм!
– И я рада, Миттон, – отвечала Абигайль. – Господи, наверно, я никогда еще не отсутствовала дома столько времени! Как моя сестрица?
– Превосходно, мэм, лучше не бывает, ежели не считать ее ужасного ревматизма, астмы, грудной жабы и сенной лихорадки. Надо сказать, она здорово приуныла и расшатала себе нервишки, стоило вам только уехать. Потом добавилось еще и легкое, но постоянное несварение и, как она говорит, чахотка…
– О нет, не может быть, нет! – в притворном ужасе воскликнула Абигайль.
– Конечно нет, мэм, – степенно согласился Миттон. – Не может, конечно. Думаю, несварение она придумала сама. А насчет чахотки – это все не более чем обыкновенная простуда, которая гуляет у нас в округе, всякому ясно. Одним словом сказать, покамест здешний новый доктор сумел ее убедить, что она не может рассчитывать ни на что большее, чем легкий кашель.
Тут в глазах старого слуги появился игривый огонек, отчего Эбби сразу приняла строгий хозяйский вид. Старик покачал головой и добавил только:
– Уж как она вас рада будет увидать! Последний день прямо места себе не находила, все боялась, что у нее снова приступ будет, а вы в это время приедете…
– Тогда я немедленно иду к ней! – воскликнула Эбби и побежала вверх по лестнице, оставив служанку в обществе старика дворецкого. Пожилая миссис Гримстон была в свое время нянькой трем детям этой семьи, а Миттон служил тут дворецким вообще с незапамятных времен, так что между двумя слугами не утихала борьба за право верховенства среди прислуги. Вот и сейчас миссис Гримстон сумрачно посоветовала Миттону поменьше трепать языком о господских хворях, а позаботиться о сундучке хозяйки.
В это время Эбби, взбегая вверх по лестнице, на первой же площадке попала в объятия своей старшей сестры. Та наскоро вытерла слезы и приказала Эбби, чтобы она не смела открывать рот, пока не отдохнет с дороги, не примет ванну и не перекусит; вслед за тем старшая мисс Вендовер, отчаянно противореча самой себе, велела Эбби немедленно рассказать о дорогих Джейн и Мэри, а в особенности подробно – о милом малютке, родившемся у Джейн.
Сестры разнились по возрасту на целых шестнадцать лет, ведь Эбби была младшей, а Селина – самой старшей в большой семье, в которой трое детей умерли во младенчестве, а самый старший сын – не так давно, уже в весьма зрелом возрасте. Теперь в промежутке между Селиной, которой давно перевалило за сорок, и Эбби, имеющей в своем активе, точнее, в пассиве двадцать восемь лет, оставались лишь Джеймс, Мэри и Джейн. Именно у Джейн, которая была замужем за богатым человеком в Хантингдоншире, и провела Эбби большую часть своей полуторамесячной отлучки; сестра просила Эбби приехать – поддержать ее в многочисленных несчастьях, свалившихся на голову. Во-первых, ее детишки все одновременно заразились корью, и как раз в этот подходящий момент нянька рухнула с лестницы и сломала ногу; самое любопытное, что сама Джейн была не то что на сносях, а просто с минуты на минуту ожидала появления четвертого отпрыска сэра Фрэнсиса… В своем письме, разбухшем от пролитых на него рек слез и от недвусмысленных намеков, леди Джейн Чешем умоляла дорогую Эбби примчаться как можно скорее, а самое главное, привезти с собой старую миссис Гримстон, поскольку сама мысль о том, что придется доверить своих милых малюток случайной и наверняка беспутной няньке, приводит Джейн в ужас.
Эбби немедленно отправилась в Хантингдоншир, где и оставалась, в условиях приближенных к Страшному суду, пять недель: трое детей валялись с корью, сестра несколько дней была прочно прикована к постели после родов, а зять, сэр Фрэнсис, который вообще-то ни при каких обстоятельствах никогда и никем не был замечен в приветливости, бродил по дому с такой противной миной, словно считал все происходящее вокруг него незаслуженным наказанием со стороны Господа, давшего ему столь многочисленную родню со стороны жены…
