Шерри Джонс - Четыре сестры-королевы
А потом, когда немногие оставшиеся строят камнеметательные машины и запасают стрелы, ощущает первую схватку в животе. А через час вторую.
Она пишет письмо царице Египта. Ей знакомы родовые муки: иногда схватки оказываются ложными, – и она молит Бога, чтобы так случилось на этот раз. Она не может бросить дела – кто же тогда будет править? Все обладавшие властью мужчины убиты или взяты в плен, осталась одна она. «Мы молим, чтобы вы сохранили наших мужчин в безопасности, пока мы ведем переговоры об их освобождении. Мы надежно удерживаем Дамьетту и предлагаем ее в обмен за нашего короля Людовика и всех наших благородных графов, рыцарей и солдат, томящихся у вас в плену».
Снаружи раздается крик. Маргарита подбегает к балкону. Турки строят башню и осадные машины, они уже начали пускать огненные стрелы через городские стены. Королева видит, как упал один солдат, за ним другой. Изнутри ее зовет Жизель.
– С вами хочет поговорить мессир Жан де Воре, моя королева, – еле дыша, говорит она.
Он медленно кланяется, словно от возраста заржавели петли. Его глаза, скрытые сверху и снизу складками кожи, смотрят прямо ей в лицо. Вот кто остался сражаться за Францию, осознает Маргарита: престарелые рыцари и крестьянские мальчишки.
– Турки начали осаду, моя госпожа.
Волна накатывает на ее бедра и обрушивается вниз. Королева в тревоге кричит. По передней части платья расплывается темное мокрое пятно. Она смотрит на рыцаря, будто он может ее спасти. Он протягивает руку:
– Могу я проводить вас в помещение для родов, госпожа? Кажется, пришло время.
День меркнет и переходит в ночь, потом бледнеет в день. Стук турецкой машины. Едкий горящий деготь. Грубый смех и языческая молитва. Большая рука рыцаря вокруг ее руки и мягкий запах Жизели. Командный тон Беатрисы, и ее ладонь у Маргариты на лбу. Новый приступ боли, латинские молитвы папского легата, избыток ладана, вонь дерьма. Крик снаружи – человек в сарацинских одеждах, размахивая ятаганом и что-то крича по-арабски, бросается на нее. Маргарита вопит:
– Мессир Жан, защитите меня!
Женские руки тянут ее вверх, Беатриса с одной стороны и рыцарь с другой водят ее по комнате кругами, спиралями, а потом, когда у нее начинает кружиться голова и подступает тошнота, по прямой туда-сюда.
– Дайте ей отдохнуть.
– Нет, – говорит Беатриса. – Ребенок должен родиться сейчас или погибнуть.
В комнату врываются мужчины с арбалетами. Маргарита протестует: она рожает, ей нужен покой.
– Турки пробивают стены, – говорит старый рыцарь. – Эти люди пришли, чтобы защитить нас.
Она сжимает его локоть:
– Дайте мне обещание, мессир рыцарь. Что вы не позволите туркам захватить меня и моего ребенка живыми.
Они изнасилуют ее, а потом продадут в рабство – а ее ребенок, если выживет, вырастет язычником и попадет в ад. Смерть будет лучшим жребием.
– Как только сарацины войдут во дворец, вы должны убить нас обоих. Пожалуйста, мессир рыцарь, поклянитесь, что так и сделаете!
Простыни на кровати пропитались по́том и кровью.
«Славься, Мария, премилостивая, благословенная среди женщин».
Вспышка света – трещина, будто небо раскололось надвое. В комнату врывается вой ветра, опрокинув тыквенную бутылку и подкатив по полу к двери. Хлынувший с неба дождь стучит по крыше, как камнями, брызгает на нее, холодит кожу. «Давай, сестра! Толкай сильнее! Ты можешь». Она хватает ртом сладкий воздух – дыхание Бога, – наполняется силой и выталкивает младенца наружу. Ее четвертый живой ребенок, а всего шестой, Жан-Тристан – она уже дала ему имя, в честь времени печали, когда он явился в этот мир[49].
* * *Утром солнце. И чудесным образом тихо. Единственный звук – крик чайки. У окна Жизель любуется голубым небом. Турки, говорит она, прекратили штурм и сидят в своих шатрах, дожидаясь бог знает чего. Все приписывают честь победы себе: легат читает молитвы, арбалетчики хвастают градом выпущенных стрел. Маргарита втайне приписывает затишье письму, отправленному Шаджар ад-Дурр, султанше Египта.
В зале ждет посланник от султанши. Маргарита велит привести его. Но до него к изножию ее кровати подходят три солдата.
– Мы пришли попрощаться, – говорит один из них на ломаном французском.
Маргарита заставляет себя сесть прямо, ночные роды забыты.
– Куда вы? Вы не можете сейчас бросить меня. Что будет со мной – с нами всеми?
– Если мы останемся, госпожа, то погибнем. Вам тоже надо уходить.
– Я не уйду. Не уйду, пока жизни моих близких под угрозой.
– Однако вы хотите, чтобы мы отдали свои жизни, спасая вашу?
– Жизнь вашей королевы. – Тут она вспоминает, что не их королева. Эти люди из Генуи и Пизы, наемники, набранные с купеческих кораблей в море. – Жизнь короля Франции.
– Короля, который обещал заплатить нам, а теперь в плену у сарацин. Его замучают до смерти или уморят голодом. Простите, госпожа, но нам нужно есть.
– У нас есть провизия. С ваших кораблей.
– Как и вы, госпожа, мы должны рассчитываться за обеды. Но король нам не платит, и наши кошельки пусты. Так что мы должны уйти.
Она ищет решение.
– Мой кошелек не пуст. Может быть, я заплачу вам всем.
Наемник называет сумму, и она только разевает рот.
– Мы пробыли здесь около шести месяцев, госпожа. Со смертью султана король Людовик ожидал немедленной победы.
У нее на лбу выступает пот. Серебра в ее распоряжении хватит на малую долю того, что король задолжал этим людям. Но если они покинут Дамьетту, город потерян – и она никогда не сможет выкупить Людовика, Жуанвиля и остальных. А всего с горсткой оставшихся рыцарей – как женщины, дети и священнослужители отобьют турецкие набеги?
– Одну минуту, monsieur.
Она закрывает глаза, чтобы подумать. Хорошо сидеть, закрыв глаза. Она не выспалась, усталость давит на ее кости, замедляет мысли. Думай! Они хотят, чтобы с ними рассчитались, а заплатить она не может. Ей нужно скопить серебра, чтобы выслать египетской царице. Несомненно, султанша потребует огромную сумму за освобождение мужчин, и вдобавок Дамьетту – если Маргарита удержит город.
Она открывает глаза.
– У меня не хватит денег, чтобы всем вам выплатить жалованье.
– Тогда до свидания, желаем удачи.
Он скрещивает руки на груди. У нее в голове стучит кровь.
– Если я заплачу тем, кто сейчас в этой комнате, это вас устроит?
– Мы честные люди и не можем принять это предложение. Мы пришли от имени всех, а не от себя.
– Значит, вы уйдете, чтобы нас перерезали? – возвышает голос королева. – Да простит вас Бог!
Он разводит руками:
– Посмотрите на меня, госпожа. Некогда я был толстячком. А теперь кожа да кости. Мое брюхо жалуется день и ночь. Я почти неделю толком не обедал. И все мы в таком положении.
