Элизабет Бойл - Ночь страсти
Ей не следовало бы подслушивать, но она ничего не могла с собой поделать. Было маловероятно, что ее поймают за этим занятием, так как в эту ночь все слуги были отпущены; об этом она знала раньше, услышав разговор няни Нинни и кухарки. Нинни была последним человеком, который мог бы ее обнаружить, так как она храпела на своей узкой койке, а маленькая Кэтлин крепко спала в кроватке рядом.
Итак, никто не мог обнаружить Джорджи, разве только если ее родители неожиданно выйдут из комнаты, но, судя по голосам, их внимание было сосредоточено друг на друге.
— Франклин, это может быть ловушка. Пимм говорит, что его светлость стал крайне подозрительным в последнее время. Если он догадается, что его жена собирается предать его — тем более с твоей помощью, — ничто не остановит его, чтобы покончить с ней и с тобой также.
— Бриджит, ты напрасно волнуешься. Ты же знаешь, что я гораздо более меткий стрелок, чем тот человек. Я доказал это, когда мы с ним сражались за твою руку.
Папа сражался на дуэли за маму? Джорджи теснее прижала колени к груди, а сердце ее стучало от гордости. Маме не стоило так волноваться. Помимо того, что папа был отличным стрелком, он также прекрасно владел шпагой. Никто не мог победить его. Никто.
Однако тон мамы поколебал уверенность Джорджи.
— Франклин, та дуэль состоялась пятнадцать лет назад. Вы больше не зеленые юнцы, играющие в дурацкие игры. Ставки сейчас гораздо выше.
— Именно поэтому, моя дорогая, я и должен идти туда сегодня ночью. Ставки действительно очень высоки. Не только для ее светлости, но и для Англии.
То, как папа произнес «Англия», наполнило Джорджи чувством гордости. Голос отца смягчился.
— Бриджит, если бы ты вышла замуж за того человека, именно ты рисковала бы всем сегодня. Ты уходила бы от ребенка, рискуя жизнью, чтобы совершить то, что считала бы единственно правильным. — Наступило минутное молчание, потом отец заговорил вновь: — Не смотри на меня так, моя дорогая упрямая Жижи, ты прекрасно знаешь, что сделала бы то же самое. И знаешь, что именно поэтому я должен пойти и помочь ей.
— Тогда я пойду с тобой, — возразила ее мать. — Ее светлости может понадобиться верное ухо, другая женщина, чтобы оказать ей поддержку.
При этих словах отец рассмеялся.
— Тебе не обмануть меня. Я ясно вижу, как пылает Твое лицо, а сердце стучит в предвкушении действий.
— Думаю, это несправедливо, что я должна была покинуть министерство иностранных дел после того, как родились девочки.
Ее отец снова рассмеялся.
— Если бы только ты действительно отошла от дел. Но, любовь моя, ты нужна мне здесь. Ожидать Пимма.
Мать вздохнула.
— Что мне делать? — спросил отец. — Разбудить Нинни и попросить ее бодрствовать до прихода агента министерства?
Родители рассмеялись.
Джорджи подумывала было встать и сказать родителям, что будет ждать мистера Пимма и ей можно доверить такое важное задание. Но она знала: если выяснится, что она не спит и покинула свою постель, не говоря уже о подслушивании, вероятнее всего, ей придется провести следующий день в детской, практикуясь в рукоделии.
Она вздрогнула от одной этой мысли.
— Возьми с собой фонарь, — говорила мать. — Сегодня нет луны. И на улице холодно, так что застегни плащ.
— Перестань суетиться, — сказал отец голосом, который она так любила, — теплым и успокаивающим. — Мне нужно дойти только до охотничьего домика и обратно. Я скоро вернусь.
Джорджи сжалась в тени, думая, что отец выйдет через парадную дверь, но вместо этого она услышала, как скрипнуло распахнутое окно библиотеки и прозвучало предостережение мамы, чтобы он не порвал брюки о кусты роз внизу.
Что это было за важное дело, ради которого ее отец покинул дом ночью и через окно к тому же?
Джорджи знала, что был только один путь выяснить это — последовать за ним.
Мама вынуждена была остаться дома и ждать мистера Пимма, но у Джорджи не было подобного задания.
Она тихонько взбежала по ступеням наверх в свою комнату, вытащила из-под кровати ботинки и сорвала плащ, висевший на крючке возле двери.
Натягивая ботинки, она еще раз посмотрела на Нинни, чтобы убедиться, что не разбудила ее. Ночной чепчик той был надвинут на один глаз, и она громко похрапывала.
Нинни не проснется до тех пор, пока на заре не закукарекает старый рыжий петух.
Джорджи завернулась в плащ и спустилась в кухню, Там возле двери висело несколько маленьких фонариков Ей не разрешали пользоваться ими, но так как она была готова принять наказание, если ее поймают, можно было нарушить и остальные правила.
Она зажгла один от уголька в камине и вышла в ночь. Девочка не впервые оказывалась ночью на улице, так как отец часто выводил ее, чтобы рассказать ей о звездах, но первый раз она оказалась одна.
Без сильной руки отца, сжимающей ее руку, это был совершенно другой мир.
Проглотив подступившие к глазам слезы, Джорджи прошла мимо конюшни к тропе, что вела к охотничьему домику.
Дом, в котором они жили, некогда принадлежал аббатству. На границе участка стоял домик, где раньше останавливались гости, посещавшие замкнутый мир аббатства Стэндринг. Теперь его называли охотничьим домиком, хотя, насколько Джорджи знала, никто здесь ни на что не охотился — за исключением кроликов, пробравшихся в сад.
Глубоко вздохнув, Джорджи зашагала по тропе. Когда она шла, ее маленький фонарик отбрасывал колеблющийся круг света. Она двигалась очень тихо, как учил ее отец. То, что казалось забавными играми — как подкрасться к кому-нибудь, чтобы тебя не заметили и не услышали, как написать письмо чернилами, которые не видны, пока под листом не проведешь зажженной свечой, и другие тайные приключения, которые не одобряла ее мать, — неожиданно показалось больше чем просто забавой.
Нет, все выглядело так, словно отец готовил ее именно к этому моменту.
Впереди она заметила огни охотничьего домика, которые словно факел освещали дорогу впереди.
Не зная толком, что собиралась обнаружить, она приблизилась к дуплу огромного дуба, который рос на краю дубовой рощи, окружающей и скрывающей домик в своих зеленых объятиях.
Она задула свечу в своем фонарике и приготовилась наблюдать за тем, что произойдет.
Отец шагал взад и вперед по ступеням под тяжелыми деревянными перекрытиями и бревнами, из которых был сложен дом.
Он взглянул на карманные часы, потом снова в темноту.
Затем она услышала шелест листьев и хруст сучьев под торопливыми шагами, и из темноты выбежала леди.
Когда с ее головы упал капюшон, у Джорджи перехватило дыхание — леди была роскошна.
Ее темные волосы были высоко подняты и уложены в изящную прическу. Черты лица были мягкими и приятными. Но именно ее лицо поразило Джорджи. На нем был запечатлен нечеловеческий ужас.
