Киран Крамер - Герцоги налево, князья направо
— Как прикажете вас понимать, Драммонд? — спросила Поппи. — Ведь мы с вами помолвлены.
— Да в чем, собственно, дело, ваша милость?
Этот вопрос прозвучал из уст лорда Дерби, который снова встал на ноги, и лицо у него побагровело.
— Я с глубоким сожалением вынужден сообщить вам о своих более ранних обязательствах по отношению к княгине, — холодно проговорил герцог. — Она беременна, и ее попечитель, лорд Хауэлл, сделал заявление… — Тут он еще глотнул из фляжки. — Заявление о том, что я отец будущего младенца.
— Вы и есть отец, и на вас лежат соответствующие обязательства! — высказался, вскочив со стула, Сергей, глаза которого вспыхнули огнем.
Сердце у Поппи упало куда-то в пятки.
Лицо у лорда Дерби будто обратилось в камень.
— Я вызвал бы вас на дуэль, если бы думал, что в состоянии убить вас, Драммонд, — сказал он. Поппи никогда не видела отца таким разгневанным.
— Не делай этого, папа. — Она тронула его руку своей. — Прошу тебя…
Дерби взял руку дочери в свою и крепко сжал.
— Я этого не сделаю, дорогая девочка. Но только потому, что знаю, как ловко он управляется с пистолетом. Я не хочу, чтобы ты осталась сиротой в таком юном возрасте.
Мысли у Поппи путались, ее бросало то в жар, то в холод. Ей хотелось упасть сейчас в обморок, однако она уж точно была слишком стойкой по натуре, чтобы падать в обмороки. Ибо ни в коем случае она не позволит увидеть всем, что у нее…
Что у нее разбито сердце.
Она доверила Николасу свое тело и позволила ему заглянуть к ней в душу и…
Она стала его другом. Больше нежели другом.
Поппи высвободила свою руку из отцовской, встала, подошла к фортепиано и влепила герцогу Драммонду хлесткую пощечину.
— Ох, — только и пробормотал он, потирая подбородок.
— Я презираю вас, Николас Стонтон, — процедила Поппи сквозь стиснутые зубы. — И больше не желаю вас видеть.
Наташа молчала, но Поппи заметила, как радостно засияли ее глаза.
Николас пожал плечами и окинул взглядом присутствующих.
— Что сделано, то сделано, — проговорил он и перевел глаза на Поппи. — Я сейчас уйду. Совершенно ясно, что мое присутствие не вызывает у вас… дрожь восторга.
Поппи вдруг ощутила глубокое внутреннее спокойствие. На какое-то мгновение с глаз Николаса как бы спала туманная пелена. Взгляд его сделался ясным. Уверенным. Поппи почудилось, что перед ней прежний Николас. Настоящий Николас. Такой, какого она полюбила.
— Что верно, то верно, мы не в восторге! — Лорд Дерби указал на дверь. — Убирайтесь, Драммонд. Впрочем, полагаю, что и остальным пора уходить, это ясно как день.
Он весьма выразительно посмотрел на Сергея и Наташу.
Наташа бросила самодовольный взгляд на Поппи, потом подошла к Николасу и попыталась повиснуть у него на согнутом локте. Однако он уклонился от этого маневра, оттолкнувшись от фортепиано, и в очередной раз поднес ко рту пресловутую фляжку.
— Идем, сестра, — сказал Сергей, — И вам, Драммонд, пора, если вы понимаете, что для вас лучше.
Поппи сморгнула слезы и, прежде чем кто-то успел ее опередить, повернулась на каблуках и быстрым шагом вышла из комнаты.
Покинуть гостиную раньше незваных гостей послужило пусть и мелким, но все-таки вызовом с ее стороны. Зато завтра она покинет город. В отместку.
Глава 39
Николас послал по записке трем своим лучшим друзьям — лорду Гарри Тремору, капитану Эрроу и виконту Ламли — с просьбой встретиться с ним в их общем клубе.
— Итак, не осталось никакой надежды для тебя и леди Поппи? — задал вопрос капитан Эрроу, у которого выдалась возможность провести пару недель в городе перед очередным плаванием.
— А как могло быть иначе? — Николас пожал плечами. — Само собой, она больше меня не хочет. Я негодяй.
Никто из трех друзей ему не возразил, отметил про себя Драммонд.
Но Ламли похлопал его по спине.
— Я бы надеялся на лучшее, старик. Возможно, эта русская княгиня подойдет тебе так же, как вот Молли для нашего Гарри. Даже если она подмешала тебе наркотик.
— И заявляет, будто ты ее соблазнил, — добавил Эрроу.
— И завела себе слишком много собак, — проворчал Гарри.
Николас хмуро опустил глаза на свой стаканчик с бренди.
— Я, как известно, никогда не был ангелом. — Николас выпил бренди до дна и посмотрел на своих друзей. — Но и княгиня тоже. Я ни на минуту не поверю, что я отец ее будущего ребенка. Я даже не верю, что у нее во чреве дитя. Она просто спятила. И по какой-то причине избрала меня на роль главного претендента на ее руку и сердце. Может, потому, что я был ласков с ее собаками.
— Ладно, мы могли бы попробовать превратить тебя в нелюбимого претендента, — произнес Ламли с озорным огоньком в глазах. — У меня в таких делах бо-ольшая практика.
— Хорошая задумка. — Эрроу усмехнулся. — Но я представления не имею, почему у такого дьявольски красивого парня, как ты, Ламли, неурядицы с женским полом. И что может сделать Николас, чтобы она дала ему отставку? Ведь если сказать женщине, что у тебя есть другой любовный интерес, случается, что она еще глубже запустит в тебя когти.
— Тебе лучше знать, — заметил Гарри. — Еще бы, у тебя в каждом порту по бабе.
Эрроу ожег приятеля сердитым взглядом со словами:
— Сказал бы я тебе, это ты мне завидуешь, да не могу, верно? Ты со своей Молли счастлив, как моллюск в раковине.
— Тебе это известно, — сказал Гарри и подмигнул.
— Верно. — Ламли выпрямился. — Так вот, слушай, как тебе следует себя вести, Драммонд. Будь внимательным. Добрым. Дари княгине цветы. Говори ей, будто ты боготворишь землю, по которой она ступает своими ножками. А потом…
— Мне нужно то, что сработает быстро, — перебил приятеля Николас.
— О, ну в таком случае… — Ламли кивнул и достал из кармана листок бумаги. — Только покажи ей вот это.
Он вручил листок Николасу и объяснил, что следует сказать.
Николас ощутил проблеск надежды. Поблагодарил друга и сунул листок в карман пиджака со словами:
— Надеюсь, это сработает, особенно если меня поддержит Клуб Неисправимых Холостяков.
— Сработает, старина, — заверил его Ламли.
— После того как ты отделаешься от Наташи, что думаешь предпринять в отношении леди Поппи? — спросил Эрроу.
Николас пожал плечами.
— Ничего, — ответил он. — Ведь она заявила, что больше видеть меня не желает.
Николас не мог рассказать друзьям о портрете, о том, что его работа требует ставить служебный долг превыше всего. И о том, что Поппи никогда не простит его, если он допустит, чтобы портрет уничтожили.
