Хизер Гротхаус - Страсть и судьба
Он послушно повернулся, взял дорожную сумку и, не оборачиваясь, двинулся к выходу. Через мгновение он вышел в коридор, оставив дверь комнаты открытой.
Сибилла увидела по другую сторону коридора небольшую запертую дверь еще одной кельи. Она молча смотрела на нее несколько мгновений. Зазвонили колокола, призывая всех на вечернее богослужение. Сердце Сибиллы бешено колотилось.
Она вышла в коридор и, дойдя до другой двери, остановилась перед ней. Она не стала оглядываться по сторонам, опасаясь ненужных свидетелей. Ей было все равно.
Сибилла поднесла руку к дверному замку, но не коснулась его. Через секунду-другую она услышала тихий звук скользнувшей в сторону задвижки по другую сторону двери. Тогда Сибилла опустила руку, и дверь сама собой стала медленно и беззвучно открываться.
В келье горела одна-единственная свеча на столе у окна, где спиной к двери сидела Джоан Барлег. Перед ней лежало содержимое кошелька, который Сибилла подарила ей перед отъездом из Фолстоу. Джоан была поглощена подсчетом монет.
На полу возле стола лежала кожаная дорожная сумка Сесили, из которой свешивались ее четки.
Сибилла беззвучно вошла в келью. Прохладная волна воздуха из коридора заставила тревожно колебаться пламя свечи, и Джоан недовольно обернулась. Увидев Сибиллу, она в ужасе вскочила и слабо вскрикнула. Ее глаза расширились от страха, уголки губ опустились.
— Здравствуй, Джоан, — прошипела Сибилла.
— Нет, не надо! — закричала та. — Как вы… как ты вошла? Ты не могла… — Она попятилась, задев стол, и стопки монет рассыпались с веселым звоном. — Что это с тобой? Нет… не подходи ко мне! Не подходи! — завизжала она. — Не подходи!..
Дверь кельи захлопнулась.
Глава 26
Сесили проспала всю ночь и весь следующий день до самого вечера. Все это время Оливер изводил себя переживаниями, то и дело склоняясь над ней, чтобы услышать ее дыхание, и тревожно вглядываясь в ее бледное лицо. Для него ничего не значили уверения Сибиллы, Грейвса и отца Перри в том, что с ней все будет в порядке. Отец Перри, к слову сказать, все-таки оправился после отравления. Оливер знал, что успокоится только тогда, когда она откроет глаза и сможет разговаривать с ним.
Вечером второго дня он сидел в ее спальне перед пылающим камином и вдруг услышал негромкое «Оливер!».
Одним прыжком он оказался возле Сесили, тревожно вглядываясь в ее лицо.
— Сесили, как ты себя чувствуешь?
— Не знаю… Наверное, усталой, хотя это не совсем понятно, ведь я лежу в постели. Сколько времени я уже здесь?
— Со вчерашнего вечера, когда мы приехали в Фолстоу. Как твоя рука?
— Гораздо лучше. Болит немного, но не сравнить со вчерашним.
Она замолчала, потом взглянула в его глаза и негромко проговорила без тени улыбки:
— Спасибо, что ты приехал за мной.
— Сесили, я… я люблю тебя и хочу, чтобы ты стала моей женой, — выпалил Оливер.
Он собирался сказать ей целую романтическую речь с подробным изложением всех причин, по которым она должна выйти за него замуж. Но когда она заговорила с ним, когда посмотрела на него благодарными глазами, все заготовленные цветистые фразы и логические построения совершенно вылетели у него из головы.
— Ты веришь мне? — спросил он.
— Когда ты говоришь, что любишь меня, я верю тебе, Оливер. Прошло время сомнений. Да, я согласна выйти за тебя замуж.
— Ты не шутишь? — недоверчиво переспросил он.
— Нет, — улыбнулась она.
— Я знаю, — взволнованно проговорил он, — что недостоин тебя, Сесили, но, клянусь, всю свою оставшуюся жизнь…
— Перестань, — тихо перебила она его, — ты более чем достоин. Прости, если я заставила тебя думать иначе. Но как ты узнал, что я поехала в Хэллоушир?
— Ко мне приезжал Джон Грей, — сказал Оливер, и Сесили поморщилась. — Он рассказал мне, что ты порвала с ним и объяснил причину. Это была самая чудесная новость в моей жизни. Должен признаться, я не сразу ему поверил.
Сесили улыбнулась и сказала с едва уловимой печалью в голосе:
— Прости, что не сказала раньше. Но мне очень приятно, что ты рад ребенку.
— Какому ребенку? — нахмурился Оливер.
— Какому ребенку? — усмехнулась она. — Тому самому ради которого ты поехал за мной. Тому самому, сообщение о котором ты назвал самой чудесной новостью в своей жизни.
— Сесили, я вернулся за тобой, потому что Джон Грей сказал, что ты порвала с ним все отношения и что ты… ты любишь меня, — медленно проговорил он, глядя как расширяются ее глаза. — О каком ребенке ты говоришь?
— Так ты вернулся только ради меня? — недоверчиво спросила она.
— Разумеется! Черт побери, о каком ребенке ты говоришь?
Глаза Сесили заблестели от слез.
— О твоем ребенке, Оливер. О нашем ребенке.
— Так ты… беременна?
Она кивнула, не сводя с него глаз:
— Я думала, ты знаешь. Я думала, именно поэтому ты приехал за мной.
— И ты не собиралась мне об этом сообщить? — почти обиженно спросил Оливер.
— Я хотела послать тебе письмо из Хэллоушира.
— Значит, ты сомневалась в моей любви к тебе?
— Я сомневалась не в тебе, а в себе. Я не понимала себя, не понимала, кто я и каково мое место в жизни. Зато теперь я все понимаю.
— И кто же ты?
— Я… я твоя женщина, — просто ответила Сесили. — И всегда была ею. Может, даже с самого рождения.
Оливер молча кивнул. Он все понял.
Наклонившись к Сесили, он приблизил губы к ее устам и прошептал:
— Я так давно хотел это сделать…
И поцеловал ее.
Резкий стук в дверь заставил его оторваться от Сесили. В комнату решительно вошла Сибилла. Ледяной взгляд ее синих глаз враз охладил любовный пыл Оливера.
— Сесили, ты пришла в себя? — сказала Сибилла. — Как ты себя чувствуешь, милая?
Она подошла к Оливеру, и он заметил в ее руках скрученные пергаментные листы.
— Мне уже лучше, Сибилла, благодарю тебя.
— Почему вы ничего не сказали мне о ребенке? — спросил ее Оливер.
— Вот и хорошо, что вы уже об этом узнали.
— Я готов задушить вас! — прорычал Оливер.
— Не надо так, Оливер! — слабо вскрикнула Сесили. — Сибилла не могла сказать тебе об этом. Я просила ее хранить это в секрете. Не вини ее в том, в чем она совсем не виновата.
Оливер понимал, что она права, но гнев не угасал. Сибилла усмехнулась, приподняв одну бровь.
— Спасибо, Сесили. Честно говоря, я тоже готова вас задушить. Что было в том письме, которое вы отправили королю несколько дней назад? А?
Гнев Оливера заметно утих.
— Я тогда был очень зол на вас, Сибилла.
