Вера Крыжановская - Торжище брака
— Но ведь я отказалась только быть постоянным членом, и то по очень серьезной причине, — сказала, оправдываясь, Тамара. — Но вы отлично знаете, что меня интересует этот вопрос. Расскажите же, что произошло у вас?
— Настоящие чудеса! У нас были и материализация, и появление разных предметов, и световые явления — одним словом, все, что только можно получить в кружке, так хорошо организованном, как наш. Погоди, вот что было принесено нам в последний раз.
С этими словами Угарина подбежала к маленькому бюро и достала оттуда небольшой ящичек, в котором на вате лежали огурец и полуувядшая роза. Тамара верила в возможность подобного рода явлений, так как у нее самой хранился цветок, таким чудесным образом полученный из другого мира, и поэтому очень заинтересовалась сеансами княгини.
— Кто же ваши медиумы и какие духи являются к вам? — спросила она.
— У нас несколько медиумов: во-первых, Пфауенберг — очень сильный медиум, вызывающий материализацию; затем Енгоев, при помощи которого появляются разные предметы. Кроме того, есть еще одна барышня и молодой человек, обладающие большой медиумической силой. Но что важнее всего, для руководства сеансами или, как мы говорим, для земного контроля у нас есть очень опытный человек, некто полковник Куртц.
— Где он служит? — спросила Тамара.
— В драгунах.
Баронесса задала этот вопрос, чтобы убедиться, что этот полковник и есть та самая особа, которую она встретила у Хлапониной и которая произвела на нее такое отталкивающее впечатление своей невежливостью и беззастенчивостью.
— Какие же духи являлись вам? — спросила она, не упоминая про свое знакомство с полковником.
— Во-первых, Калхас — это самый главный дух. Затем какой-то доминиканский монах, один каторжник, не желающий назвать себя и всегда оплакивающий свои грехи, дух Аннушки, о котором уже упоминала Надя, и много других.
— Ты забыла про Пульхерию с топором, — вмешалась в разговор Кулибина.
Видя изумление Тамары, княгиня сказала, смеясь:
— Да, да, этот злой дух преследует бедного Куртца. Она всегда становится за ним с поднятым топором, как бы готовясь нанести ему удар. Калхас понемногу начинает влиять на нее, но, тем не менее, Пульхерия не покидает сеанса.
— И как она отвратительна со своим черным лицом и огромным, горящим, как раскаленный уголь, носом, — заметила Кулибина.
— Ты ее видела?
— Нет, но другие видели, — чистосердечно призналась Надя.
— Удивляюсь, как полковник Куртц решается посещать сеансы, имея подобного телохранителя, — заметила Тамара.
— О! Он такой убежденный спирит, что ничто не может удержать его! Только ему, бедному, не везет. Представь себе, в другом спиритическом кружке один дух хотел во что бы то ни стало женить его!
— И он согласился?
— Нет, его вера не простирается так далеко! Он предпочел поссориться с духом.
Все трое от души расхохотались.
— Да, ваши сеансы чрезвычайно интересны, и я охотно приеду на следующее собрание, если только ты позволишь.
— Тебя не стоило бы пускать, но в отношении кузины и подруги я не могу быть злопамятной, — весело ответила Угарина. — Так и быть, приезжай в пятницу, в девять часов вечера, и ты увидишь поразительные вещи.
В назначенный день Тамара приехала к Угариной. Там собралось уже около двадцати человек. Баронесса тотчас же узнала полковника Куртца, темно-красный цвет лица которого так неприятно поразил ее во время первой встречи с ним в доме Хлапониной. Так как большая часть собравшихся были незнакомы с баронессой Лилиенштерн, то Угарина представила ее между прочими полковнику, ничем не выдавшему недавнего знакомства с молодой женщиной. Может быть, он забыл скромную художницу Ардатову, а, вероятнее всего, просто предпочитал не вспоминать прошлого. Тамара тоже отнеслась к нему, как к совершенно незнакомому человеку, и только насмешливая улыбка скользнула по ее губам, когда полковник низко и почтительно поклонился ей. И в самом деле, не стоила ли она теперь на два миллиона дороже? Перед таким количеством золота нельзя не преклониться.
Пфауенберг тоже был здесь. Он был великолепен, ораторствуя о страшном утомлении, причиняемом ему сеансами, и о невозможности присутствовать на всех собраниях. Однако, уступая просьбам присутствующих, он обещал остаться до первого перерыва.
— Господа! Я полагаю, что не стоит терять драгоценного времени! Пойдемте в комнату для сеансов, — сказала с озабоченным видом Угарина.
— Отлично, княгиня! Я вполне согласен с вами, — отвечал Куртц. — Но так как у нас есть новые члены, то я считаю необходимым вызвать Калхаса и спросить, в каком порядке нам следует разместиться.
— Конечно. Стол уже приготовлен.
Полковник позвал Пфауенберга, и оба они сели, положив руки на маленький столик на трех ножках и сосредоточенно устремив глаза в потолок. Воцарилось глубокое молчание.
Легкий треск в столе заставил полковника повернуть голову.
— Слышите стук? — сказал он, поднимая палец. Затем торжественным голосом продолжал. — Во имя Всемогущего Бога, дух, сделай три удара и скажи нам, кто ты?
Стол пришел в движение и, приподняв одну из ножек, стукнул ей три раза. Куртц начал читать азбуку, и стол ударом ножки указывал требуемую букву. Таким образом узнали, что явился сам Калхас.
— Я это знал! Я чувствовал его присутствие, — сказал важным тоном Пфауенберг.
Получив требуемые указания, все общество направилось в комнату, назначенную для сеансов. Это была обширная зала, посреди которой стоял большой круглый стол, окруженный стульями. Окна были завешены занавесями из плотной материи. Часть комнаты отделялась драпировкой в рост человека.
— Господа, прошу молчания! Наш секретарь прочтет протокол последнего собрания, — сказала Угарина. — Потрудитесь начать, Клеопатра Михайловна.
Маленькая дама солидных лет надела очки и, раскрыв тетрадь, начала читать торжественным голосом:
«…Когда присутствующие, которых я выше переименовала, заняли свои места, огонь был погашен. Несколько минут спустя материализовалась птица. Она хлопала крыльями и кричала: «Пи! Пи!» Далее следовало появление груши и манифестация духа, назвавшегося Монтескье. Этот дух написал эпиграммы на всех присутствующих. Когда кто-то выразил подозрение в их подлинности, Монтескье язвительно выбранил его… Затем следовал целый ряд других, не менее поразительных явлений».
Когда чтение протокола было окончено, встал Куртц с каким-то пожилым господином и объявил, что его уважаемый друг, профессор Кругосветлов, желает сказать речь и прочесть молитву.
