Лиза Клейпас - И снова магия
– Я не буду настаивать на встречах или ухаживать за тобой, – быстро говорил он. – Как раз наоборот, я настаиваю на том, что не должен видеть тебя шесть месяцев, пока не пойму, смогу ли я прекратить пить. Это малоприятный процесс, как я слышал... на какое-то время мне придется сменить компанию. По этой и другим причинам для нас обоих будет лучше, если мы расстанемся... на время.
Ливия была ошеломлена его словами и теми усилиями, которые ему придется приложить.
– Чего ты ждешь от меня? – спросила она.
– Я прошу... подождать меня.
Он сам обрекает себя на одиночество, подумала Ливия и отрицательно покачала головой:
– Я больше не могу оставаться в заточении в Гемпшире, я просто сойду с ума. Я должна появляться в обществе, смеяться, разговаривать и посещать...
– Конечно, я вовсе не хочу, чтобы ты заточила себя в Стоуни-Кросс-Парке. Но не позволяй другим мужчинам... не обещай никому выйти замуж, не влюбляйся в этого проклятого виконта... – Гидеон поморщился от неприятной мысли. – Шесть месяцев не выходи замуж. Я не так уж много прошу, а?
Сдвинув брови, она обдумывала его слова.
– Нет, конечно, не выйду. Но если ты делаешь это только ради меня...
– Я бы солгал, если бы стал разуверять тебя, – откровенно признался он. – Но я делаю это и для себя тоже. Я устал жить в тумане.
Ливия провела ладонью по его сильной руке.
– Возможно, когда туман рассеется, ты больше не захочешь меня. Твое желание может измениться...
Он взял ее руку, переплел свои пальцы с ее.
– Я никогда не перестану желать тебя.
Она посмотрела на их соединенные руки.
– Когда ты думаешь начать?
– Ты имеешь в виду отказ от спиртного? Я забыл сказать, что уже начал. Двенадцать часов не брал в рот ни капли. К завтрашнему утру я начну сходить с ума, а на следующий день убью первого встречного. – Он усмехнулся. – Так что хорошо, что я уезжаю из Стоуни-Кросс.
Растерявшись от столь легкомысленного тона, Ливия прижалась к его груди, приникнув к тому месту, где билось сердце.
– Я бы хотела помочь тебе, – мягко сказала она, прижимаясь щекой к его поросшей золотистыми волосами груди. – Я готова страдать вместе с тобой.
– Ливия... – начал он бесстрастным голосом. – Никто не поможет мне в этом. – Он погладил ее по голове. – Это мой крест, и я должен сам нести его. И поэтому я не хочу, чтобы ты принимала в этом участие. Но есть одна вещь, которую ты могла бы сделать, чтобы помочь мне... что-то, что поддержит меня в самые тяжкие минуты.
Она подняла голову, чтобы посмотреть на него. Гидеон помолчал и глубоко вздохнул.
– Я знаю, ты не можешь признаться, что любишь меня, и я понимаю почему. Но, учитывая тот факт, что шесть месяцев я буду пребывать в аду, не могла бы ты сделать кое-что для меня?
– Что именно?
Он задумчиво посмотрел на нее.
– Моргнуть.
– Что? – переспросила она.
– Если ты любишь меня – просто моргни, и я пойму. Моргни один раз. Тебе не нужно произносить слова, просто... – Его голос затих, когда их взгляды встретились, и он смотрел на нее с упрямой решимостью потерянной души. – Просто моргни, – прошептал он. – Пожалуйста, Ливия...
Она не поверила бы, если бы кто-то сказал ей, что она снова сможет так любить. Может быть, кто-то решит, что это измена по отношению к Эмберли, но не она. Эмберли хотел, чтобы она была счастлива и жила полной жизнью. Она даже подумала, что ему понравился бы Гидеон Шоу, который так самоотверженно пытается победить свои пристрастия... милый, хороший, открытый человек.
Гидеон все еще ждал. Ливия не отводила глаз от него и улыбалась. Очень осторожно она закрыла глаза, потом снова открыла их и, посмотрев на него, увидела огонек надежды в его взоре.
Алина, измученная бессонной ночью, направлялась к конюшне, где обещала встретиться с Маккеной. Холодный страх закрался в душу. Снова и снова она перебирала в уме аргументы и возражения... но даже для нее, облеченные в слова, они звучали неубедительно.
Слуги суетились во дворе, за исключением тех, кто работал в доме или был занят углем и баками горячей воды, и еще тех, что работали на конюшне и в саду. Алина прошла мимо парнишки, который стриг газон, управляя газонокосилкой. Он ходил за ней то взад, то вперед по зеленой лужайке, тогда как другой парень, следуя за ним, собирал скошенную траву в маленькую тележку. В конюшне слуги чистили желоба с водой, раскладывали и ворошили сено, убирали навоз из стойл. Знакомый запах сена и лошадей наполнял все вокруг приятным земным ароматом.
Маккена уже ждал ее. Алина поймала себя на том, что сама не знает, чего хочет больше – броситься к нему или убежать. Они оба понимали, что от этого разговора зависит их будущее.
– Доброе утро, – сказала Алина.
Маккена посмотрел на нее так, что его напряжение мгновенно передалось и ей. Он предложил ей руку:
– Пойдем к реке.
Алина когда-то хотела, чтобы именно там он взял ее... в том месте в излучине реки, которое всегда принадлежало им. А теперь именно там они скажут друг другу «прощай», с горечью подумала она, протягивая ему руку. Пока они шли, бледно-лиловые тона рассвета сменились желтоватым оттенком и длинные тени легли на тропинку.
Колено ныло, как всегда по утрам. Алина сконцентрировалась на ходьбе, стараясь не хромать, и Маккена замедлил шаг, приспосабливаясь к ней.
Наконец они вышли на лужайку около воды, где пестрые трясогузки долго парили над зарослями тростника, прежде чем внезапно упасть вниз. Алина присела на большой плоский камень и расправила юбки, Маккена остановился в нескольких шагах от нее. Наклонившись, поднял пригоршню мелких камешков. Бросая один за другим, он заставил их скакать по воде. Она наблюдала, любуясь его стройной фигурой, четким профилем и изяществом движений. Когда он повернулся и взглянул на нее, его бирюзовые глаза так ясно светились на бронзовом лице, что их цвет казался почти неестественным.
– Ты знаешь, что я собираюсь сказать? – тихо спросил он.
– Да, – ответила она с тревогой, – но прежде чем ты скажешь, я должна сказать тебе, что никогда...
– Выслушай меня, – прервал он ее, – и тогда ответишь. Есть вещи, о которых нельзя молчать. И хотя это трудно, но если я не скажу это сейчас, то всю оставшуюся жизнь буду сожалеть.
Невыносимая тоска закралась в ее душу. Честность – единственное, что она не могла предложить ему взамен.
– Мне придется отказать тебе, что бы ты ни сказал, – слова обжигали горло, словно она хлебнула уксуса, – поэтому, пожалуйста, избавь нас обоих от необходимости объясняться...
– Я не собираюсь избавлять ни тебя, ни себя, – глухо возразил он. – Сейчас или никогда, Алина. Если я завтра уеду, то никогда не вернусь назад.
