Лоретта Чейз - Ваш скандальный нрав
Франческа замерла. И если бы не кружева, колышущиеся у нее на груди, можно было бы подумать, что она вообще не дышит.
Джеймс перевел взгляд на Маньи.
– Знаете, месье, в делах войны и мира все средства хороши, но я хочу предупредить вас. Я не позволю этой женщине использовать, а затем выгнать меня. Да, пока что она у вас, но я непременно вернусь, чего бы мне это…
– Прошу вас! – Маньи остановил его, подняв руку. – Ни слова больше! Меня уже тошнит от вас.
– А мне все равно, – сказал Джеймс. – Я не француз и не силен в этикете. А еще я отчасти итальянец, отчасти англичанин, и…
– А еще вы слепы, – проговорил граф. – Она всегда будет со мной, разве вы не видите?
– Вы уверены? – возразил Джеймс.
– Всегда, – повторил граф Маньи. И добавил по-французски: – Tojours.
– Не спорь с ним, он прав, – вымолвила Франческа и улыбнулась своей медленной, коварной улыбкой.
– Она моя дочь, – сказал Маньи.
Глава 15
Она была бесспорно совершенна, –
Но к совершенству свет и глух и нем.
Недаром прародители вселенной
Хранительный покинули Эдем:
Они в раю (скажу вам откровенно)
И целоваться не могли совсем!
Лорд Байрон, «Дон Жуан», песнь перваяДжеймс был уверен, что на его лице появилось абсолютно дурацкое выражение.
Впрочем, на ее лице – тоже. Франческа была шокирована не меньше, чем Кордер. Но пока он изумлялся как полный идиот, пока переводил взгляд с Франчески на Маньи и обратно, пытаясь взять себя в руки, лицо Франчески залилось краской. Она вскочила со стула.
Все еще попеременно глядя на них, Джеймс тоже поднялся. Кем бы он ни был, его вырастили и воспитали как джентльмена.
В ее зеленых глазах, устремленных на Маньи, вспыхнул огонь.
– Ты совсем рассудка лишился? Я же сказала, когда ты сюда пришел…
– Ты не будешь ставить мне условия, – заявил месье или сэр Майкл, или как его там.
Франческа воздела руки к небу.
– Я не могу в это поверить! Об этом узнает вся Венеция, а потом… потом…
– Погодите! – Джеймс поднял руки, призывая их замолчать. – Постойте! Прошу вас. Вы сказали «дочь»?
– Он невозможен! – продолжала кричать Франческа. – Он исчез, когда я так в нем нуждалась, а потом, когда он мне совсем не нужен, он появляется и пытается устроить мою жизнь…
– Вся твоя жизнь – сплошное дерьмо! – оборвал ее Маньи.
Джеймс заморгал, вспомнив, что говорил Франческе то же самое, только по-итальянски.
– Нет, сейчас это не так! – Ее взор перебегал от одного мужчины к другому. – Почему вы ничего не понимаете, вы, оба? Я сама выбрала эту жизнь. Да, у меня были любовники, и за исключением одного… – она бросила сердитый взгляд на Джеймса, – они неплохо платили мне за привилегию быть со мной. Но всегда – всегда! – я сама выбирала их. – Она прижала кулак к груди. – Я никогда ничего не делала для мужчин против своей воли, кроме того времени, когда была замужем. И никогда похоть не вела меня, не управляла мной!
– Что ж, надеюсь, что это так, – сказал Маньи. – В конце концов…
– И лишь из-за того, что я предпочла не вести монашеский образ жизни, – перебила его Франческа, – ты называешь мою жизнь дерьмом? Это не так! Я была счастлива. И свободна. А вы… вы только все испортили. И можете оба убираться к черту!
Она бросилась к двери.
– Одну минутку, – обратился к ней Джеймс. – Подожди одну минуту, пожалуйста.
Резко остановившись, Франческа бросила на него яростный взгляд.
– Что?
– М-м-м… Письма, – напомнил ей Кордер.
Франческа вернулась в столовую, но к чайному столу не подошла. Вместо этого она пересекла комнату и буквально рухнула на диван, стоявший возле камина.
– Ее мать тоже была довольно темпераментной особой, – извиняющимся тоном проговорил Маньи. Нет, не Маньи, а Сондерс. Хотя Джеймс все еще никак не мог привыкнуть к его имени и считал его французом и графом. Возможно, из-за того, что он продолжал говорить по-английски с французским акцентом.
– При чем тут моя мать?! – возмутилась Франческа. – Вечно ты по поводу и без повода, при упоминании любых пустяков говоришь о темпераменте!
– Моя дочь – куртизанка, – сказал Сондерс-Маньи. – И это, поверьте мне, вовсе не пустяк.
– Мистера Кордера не волнуют наши семейные передряги, – сказала Франческа.
– Да нет, отчего же, – вмешался Джеймс. – Мне очень даже интересно.
– А мне – нет! – отрезала она. – Я уже устала от всего этого. Между прочим, меня очень сильно раздражает, что со мной обращаются как с ребенком.
Отец Франчески вздохнул.
– Если бы отцы имели возможность настаивать на своем, их дочери оставались бы девственницами до конца жизни, – промолвил он. – Будь у нас такая возможность, мы запирали бы их в монастырях. Но увы, мы не можем этого сделать, иначе мир прекратит свое существование. Хотя нет, ведь негодяи все время уходят в монастыри.
– Готова биться об заклад, что монахини от всего сердца благодарят за это Господа, – сказала Франческа. И рассмеялась своим удивительным озорным смехом.
Джеймс ощутил, что внутри его словно ледяная глыба растаяла, и ничуть не сомневался в том, что на его лице помимо его воли появилось выражение чистой влюбленности.
– Ты невыносима, – проговорил он.
– Да, – кивнула Франческа. – Я готова снова и снова повторять это тебе.
– Думаю, ты права.
Она легкомысленно махнула рукой:
– Мне все равно, это твоя проблема. Моя же заключается в том, как бы прекратить творящийся разбой и остановить людей, пытающихся убить меня.
Джеймс отвесил поклон.
– Разумеется, – сказал он. – Но отчего-то меня терзает любопытство – это так, пустяк, но все дело в… месье. – Он перевел взгляд на отца Франчески. – Я имею в виду титул. Никто не задавал вам вопросов о том, каким образом вы присвоили его? У вас не возникло трудностей с получением паспортов?
У самого Джеймса никогда не было проблем с фальшивыми документами, но об этом заботилось его начальство. Этот человек считается мертвым. А когда он был жив, его разыскивали за мошенничество – за чудовищное мошенничество, надо добавить.
– Если бы они возникали, то он бы не был сейчас здесь и не следил бы за мной, – ответила за Маньи любящая дочь.
Сондерс-Маньи наградил ее испепеляющим взглядом. Франческа ответила ему таким же, и только сейчас Джеймс заметил, как они похожи. И дело было даже не в физическом сходстве, а в манере поведения, в мимике.
Так называемый граф направился к окну. Заложив руки за спину, он встал спиной к полуденному свету.
– Моя мать была француженкой, – заговорил он. – Титул принадлежит моему кузену. Сходство между нами есть. Когда мы были мальчишками, то пытались обманывать людей. Иногда нам это удавалось. И, знаете ли, мы с ним были хорошими друзьями. Так что, когда у меня возникли финансовые трудности, я поехал к своему кузену во Францию. Это случилось как раз в то время, когда Наполеон сбежал с Эльбы.
