Кристина Додд - Роковой бал
– Почему ты ушла, Джейн? – Блэкберн так самоуверенно зашел в ее спальню, что Джейн захотелось швырнуть свою палитру для красок прямо в его высокомерное, насмешливое, развратное лицо. – Мы тебя искали, но нам сказали, что ты ушла.
Затем он заметил смятое покрывало, разбитый фаянс, мольберт, холст и блестящие пятна на нем, и Джейн с удовлетворением заметила испуганное удивление на его лице.
– Джейн, что ты делаешь?
– Я рисую. – Она окунула кисть в кобальт и навела на его лицо. – У тебя есть какие-то возражения?
К ее радости, Блэкберн почуял ее ярость и сделал шаг назад.
– Нет.
– Хорошо. Потому что, даже если ты против, меня это не волнует.
Он посмотрел вниз.
– Твоя краска капает на дорогой ковер.
– А какое это теперь имеет значение? – Она бурно жестикулировала, и с кисти капала краска. – Я теперь Квинси. Я могу делать, что мне вздумается, оскорбить, кого захочу, и никто не может сказать мне, что я неправа. Разве не так, милорд Блэкберн?
Он нахмурился.
– Джейн, ты как-то странно себя ведешь.
– Это я странно себя веду? – она ударила себя в грудь. – Я, по крайней мере, не волочусь за моей племянницей!
– А-а. – Он ослабил галстук, словно тот был слишком тесен. – Я боялся, что ты могла это заметить. – Его тон был подчеркнуто аристократичным. – Я бы хотел объяснить, но это, наверное, невозможно.
– Невозможно? – она притворно-весело улыбнулась. – Ты ведешь себя так, будто это вопрос национальной безопасности.
Блэкберн откашлялся.
– Ну, вообще...
– Я говорю, что ты ведешь себя так, будто увивался вокруг Адорны, чтобы увидеть, кому она говорит свою новую французскую фразу.
– Я прошу прощения! – рявкнул он.
– Свою новую французскую фразу, – неумолимо продолжала она. – Это было твоим намерением, да?
Резко шагнув к Джейн, он схватил ее запястье.
– Как ты это узнала?
– Я бы очень хотела ответить, что сама это придумала. Да, очень бы хотела так сказать, – она со злостью смотрела на него. – Но это была бы неправда.
– Джейн, – предостерегающе сказал он.
– А правда заключается в том, что сегодня вечером я встретила кое-кого, кого не встречала раньше. Того, о существовании которого я даже не подозревала. – Вырвав руку, она окунула кисть в кармин, и на холсте засияли кроваво-красные пятна. – Его зовут мистер Томас Смит.
Она испытала острое наслаждение, наблюдая, как у Блэкберна отвисла челюсть.
– Да, – продолжала она, – мистер Томас Смит. Преинтересный человек. И знаешь, что он мне сказал?
Блэкберн, словно от головной боли, дотронулся до переносицы.
– Не представляю.
– Он сказал, ты считаешь, что я французская шпионка. В полном замешательстве, Блэкберн кое-как начал объяснять:
– Ну... да. Я уверен, если ты хорошо подумаешь, то поймешь, откуда у меня эта... эта мысль. Улики указывали на...
– Ты, – она показала на него, – думал, что я, – она показала на себя, – шпионка.
– Вовремя...
– Я потратила уйму времени, пока не убедила мистера Смита, что я не шпионка.
– Я бы очень хотел, чтобы он не брал на себя...
– Он, очевидно, решил, что дело государственной важности нельзя доверить тебе. Он думал, что ты слишком ко мне расположен.
– Что ж, в этом он прав, в том...
– Расположен к своей жене! Вот это идея! Расположен к своей жене. – Она на минуту притихла, но Блэкберну на этот раз хватило ума молчать. Он только с беспокойством смотрел на Джейн, словно боялся, что она может вспыхнуть и загореться от ярости. Снова обретая дар речи, Джейн повторила: – Ты думал, что я шпионка.
– Мы установили это.
– Ты смотрел на меня, ты целовал меня... и все это время думал, что я рисую корабли для французов!
– Но ты же пыталась передать тот рисунок... – напомнил Блэкберн.
– Виконту де Сент-Аманду, который действительно является французским шпионом.
– Как ты это узнала? – в ужасе спросил Блэкберн.
Она яростно взмахнула руками, но этого жеста оказалось недостаточно для выражения ее чувств.
– Такая дура, конечно. Но когда я стала думать над этим, то поняла, почему ты решил, что я шпионка.
– Да?
– Когда мистер Смит убедился, что он ошибался на мой счет, он подтвердил мои подозрения.
Голос Блэкберна звучал очень удивленно, когда он заметил:
– Мистер Смит, как правило, особо не распространяется. Неужели он подумал, что Джейн пытала старика, чтобы добиться признания?
– В таком случае, это устаревшие сведения. В конце концов, сеть французских шпионов распутывается очень быстро, и единственная причина, по которой он взялся за меня, состоит в том, чтобы прекратить любые лазейки, прежде чем крысы разбегутся.
– Понимаю.
Конечно, он понимал, поэтому он благоразумно принял обиженный вид. Джейн заметила, что его обида направлена на себя самого.
– Поэтому позволь мне задрать хвост трубой, утереть усы и посмотреть на тебя своими маленькими глазками-бусинками, когда я скажу: «Да, я нарисовала корабль для де Сент-Аманда. Он попросил меня и был так восхищен моей работой, что я думала, он хочет рисунок лишь потому, что у меня хорошо получилось». – Ее злость уменьшалась, уступая место боли. Но Джейн быстро ее подавила.
Блэкберн, по всей видимости, решил, что пора применить свое наиболее редко употребляемое дарование – такт.
– Де Сент-Аманд действительно был в восторге от твоей работы. Думаю, просто потому, что увидел прекрасную возможность поближе познакомиться с английским кораблестроением и решил ею воспользоваться.
Она ненавидела этот его льстивый увещевательный тон.
– Заткнись, Блэкберн. – Джейн открыла баночку с желтой охрой, окунула в нее кисть и размашисто шлепнула ею по холсту, задумчиво посмотрела на полученную гамму и нахмурилась. Яркий цвет сюда бы подошел, а этот оттенок был слишком спокойным.
– Почему ты так расстроилась? – в его голосе чувствовалась усталость. – Министерство иностранных дел занято расследованием. Мы все еще не знаем, кто предатель.
Джейн всегда думала, что Блэкберн очень умный человек. Более того: Джейн считала его богом. И сейчас такое скудоумие просто не укладывалось у нее в голове. В то время как ее сердце разбито, у Рэнсома не только хватает наглости рассказывать ей о проблемах, с которыми сталкивается министерство, но он еще признается, что не знает, кто главный шпион.
– Это Атоу, конечно.
– Атоу? – Блэкберн осмелился высокомерно рассмеяться. – Этот идиот?
– Атоу, – перекривила она его. – Кому удавалось избежать твоего преследования так много раз?
Он перестал улыбаться.
– А кто, думаешь, является твоим гениальным шпионом? Какой-нибудь гнусный шакал, который залег в тени и выходит, чтобы попировать на костях английских солдат? – Она разбрызгивала желтую краску по холсту. Рисунок начал приобретать очертания. – Разумеется, это Атоу.
