Стефани Лоуренс - Сколько стоит любовь?
Кромарти перевел взгляд с Диллона на Барнаби, поежился и тоном человека, стоящего на эшафоте, выдавил несколько слов:
– Гилберт Мартин. Гилберт Мартин из Коннот-Плейс.
Четверть часа спустя они добились от Кромарти полной исповеди, чему весьма помогли рассуждения Барнаби на тему о том, что предпримут наименее уважаемые букмекеры, узнав о причинах постигшего их несчастья. Загнанный в угол Кромарти рассказал все, что они хотели знать.
Вооруженные сведениями, они вернулись к Харкнессу, Его сопротивление длилось ровно до того момента, когда Диллон уведомил о капитуляции Кромарти. Харкнесс подтвердил, что имя главного злодея – Гилберт Мартин, а также дал его описание: модно одет, хорошие манеры – высокий, темноволосый.
Он подтвердил, что Гилберт был главой всего предприятия. В отличие от Кромарти тренер не молил о милосердии, но кисло заметил, что, если у него есть выбор между Ньюгейтом и колониями, он предпочел бы колонии.
Барнаби вопросительно уставился на него.
– Больше шансов выжить на другой стороне мира, – пояснил Харкнесс.
Выйдя в коридор, Диллон подозвал констеблей, посланных судьей, которого он уведомил ранее. Поручив им узников, он повел Барнаби в свой кабинет. Тот опустился в кресло с глупой, блаженной улыбкой на лице.
– В чем дело? – поинтересовался Диллон. Барнаби продолжал улыбаться.
– Я не верил, что мы вытянем из них имя. Мистер Гилберт Мартин из Коннот-Плейс.
– Ты его знаешь?
– Нет, – пожал плечами Барнаби. – Но его будет несложно найти. Модные джентльмены имеют тенденцию переоценивать собственный ум.
– Знаешь по собственному опыту?
Барнаби хмыкнул.
Диллон посмотрел в окно. Почти четыре часа дня. Скоро солнце сядет, и сумерки спустятся на землю.
– Все еще готов отправиться в Лондон немедленно?
– Разумеется. – Барнаби вскочил. – Мне просто захотелось провести несколько минут здесь, где все и началось.
Диллон тоже поднялся.
– Каковы твои планы?
– Поеду домой. Отец ждет. Он должен узнать первым. Завтра поеду к Стоуксу. Его крайне интересует это дельце. Думаю, он окажет нам всяческую помощь.
Бросив Диллону еще одну улыбку – на этот раз хищную, – Барнаби направился к двери.
– Кто знает, сколько в этой паутине запуталось людей?
– Искренне надеюсь, что немного, – вздохнул Диллон, провожая Барнаби в коридор. – Я уже пресытился всем этим делом и буду рад выпутаться из него.
Выходя из «Жокей-клуба», Диллон вдруг понял, что теперь может посвятить все свои мысли и энергию паутине другого рода.
Он должен заманить в силки буйную, неукротимую и страстную женщину, привязав ее к себе навеки.
Глава 17
Это была странная ночь, довольно тихая, только ветер изредка злился, так и норовя укусить: то вздымал клубы пыли то совсем замирал. По небу катились низкие тяжелые облака, сохраняя тепло земли. Покидая дом, Прис накинула на себя только легкую шаль.
И сразу же оказалась в непроглядной тьме. Впрочем, это было к лучшему. Дорогу к летнему домику она могла найти с закрытыми глазами и сейчас почти бежала, спеша поскорее достичь цели.
– Чертов Рас, – пробормотала она без особого запада, поскольку вполне понимала состояние брата. За ужином он непрерывно болтал и смеялся, пока ей не захотелось завопить или притвориться, что страшно разболелась голова. Однако этим она привлекла бы всеобщее внимание, потому что никогда не страдала головными болями. Поэтому пришлось терпеливо выждать, пока Рас не выдохся, а остальные не разошлись по своим комнатам.
Только тогда она смогла позаботиться о себе.
И выскользнуть из дома на свидание с Диллоном.
Потребность снова оказаться с ним наедине становилась нестерпимой. Вполне возможно, в последний раз.
Она бесшумно ступала по траве и наконец нырнула в заросли живой изгороди.
Из-за Раса ей пришлось опоздать, и намного. Оставалось лишь надеяться, что Диллон дождется ее. Молиться, чтобы он не подумал, будто она забыла о свидании или просто решила не ходить…
Почему она идет так медленно?
Подхватив юбки, она бежала, перепрыгивала через камни, и наконец очутилась на узкой дорожке, обсаженной густыми кустами. Сердце колотилось от отчаяния. Прис не могла справиться с собой, понимая, что у них всего одна ночь. Всего несколько часов. И это, возможно, все, что у нее есть. Отныне и вовеки.
Она не знала, когда поняла эту истину, но восприняла ее всем сердцем. Она не могла представить на месте Диллона другого мужчину.
Она выскочила на центральный, заросший травой двор.
Диллон поймал ее, удержал и, насторожившись, посмотрел туда, откуда она пришла.
– Что случилось? – удивился он, не обнаружив ничего подозрительного. – От кого ты бежишь?
Она не могла сказать ему, в чем дело, но… Прис облизнула пересохшие губы.
– Ни от кого, – призналась она, любуясь его классической красотой, заметной даже в темноте. – К тебе.
Привстав на носочки, она прижалась губами к его губам.
И все объяснила своими губами, ртом, языком. Объяснила своим телом, когда он прижал ее к себе.
Ветер неожиданно разбушевался, с воем промчавшись по ветвям, сотрясая кроны деревьев, поднялся к небу и погнал неведомо куда стаи облаков.
Диллон, сжимая тонкую руку, неотрывно смотрел на Прис и пытался определить выражение ее глаз.
– Летний домик…
Когда она покачала головой, он прерывисто вздохнул:
– Твоя комната?
– Нет!
Потянувшись, она схватила его вторую руку и потянула на себя.
– Здесь. Сейчас. Пол небесами.
Он встал на колени и дал ей увлечь себя в поцелуе, от которого у обоих бешено заколотились сердца. Он выпрямился, но не для того, чтобы спорить с ней. Лицо его было искажено желанием и страстью. Сбросив фрак, он расстелил его на траве, подождал, пока она ляжет на импровизированное покрывало, и погрузился в ее объятия. Только с ней он мог забыть о самообладании и позволить править бал. Только она способна заставить его испытывать подобные чувства, только с ней он сознавал, что в жизни нет ничего важнее, чем обладать ею, поклоняться и владеть, делать все, что в его силах, лишь бы она вечно принадлежала ему.
Поэтому он дал волю буйству и неукротимости, позволил искрам превратиться в яростный пожар, позволил этому пожару поглотить их.
Она хотела спешить, мчаться, жадно хватать и упиваться, но он не позволил ей торопиться, придерживал, вынуждал покориться, ощущать, ценить каждое мгновение его благоговейной силы, которой он ее окружил, каждую частицу страсти, которую он посвятил ей, каждый покорный вздох, который он сложил к ее изящным ножкам.
Как она узнает это, если не сказать? У него не находилось слов.
