Изобел Карр - Соблазненный обольститель
– Здравствуй, дорогой Ролли. Ты давно приехал? Уже успел осмотреть замок? Нет? Что ж, тогда леди Оливия покажет тебе его завтра. Это и впрямь впечатляющее зрелище.
Дворецкий объявил, что ужин подан, и Филипп повел Марго к столу. Девир, как и ожидалось, подал руку Ливи, а Генри поплелся позади, сопровождаемый собачьей сворой.
Следуя распоряжению хозяина, слуги разложили столовые приборы на одном конце длинного стола, чтобы гостям не пришлось весь вечер перекрикиваться друг с другом через зал. Филипп усадил Марго справа от себя, его дочь заняла место слева. Девир уселся рядом с Ливи, а Генри безропотно опустился на стул возле графини.
– Леди Оливия говорила мне, что история этого дома чем-то напоминает историю аббатства Кроутон, – произнес Девир, когда подали первое блюдо.
Филипп улыбнулся. В самом деле.
– Третий граф, подобно вашему предку, отказался покориться армии Кромвеля. Когда «круглоголовые» [28]после длительной осады разрушили наконец стены замка, они разорили и разграбили крепость дочиста, а руины предали огню. Впрочем, должен признать, досталось им не много, поскольку граф предусмотрительно отослал семью во Францию, как только мятежники пленили короля.
– Наш мудрый предок спас не только семью, но и собак, а также все свое движимое имущество, – добавила Ливи.
– Да, гончие уцелели. Первую свору граф получил в дар от Якова Первого, наша семья не расставалась с этими псами. После восстановления монархии граф вернулся в Холиншед, но от замка остались одни развалины. Однако вместо того чтобы снести руины или перенести их на другое место, как поступали многие, он построил новую усадьбу внутри древних крепостных стен, провозгласив этим нежелание признать себя побежденным.
– Холиншед действительно весьма необычный дом, – заметил Девир.
– Он похож на тайный мир, скрытый ото всех, – проговорила Марго с мечтательной ноткой в голосе. Брат бросил на нее вопросительный взгляд, и Филипп невольно усмехнулся. Да, пригласить ее сюда было ловким ходом. Удачная мысль уже принесла свои плоды. Филипп вовсе не подозревал Марго в корысти, однако допускал, что теперь, когда жизнь, которую он ей предлагал, обрела реальность и Марго увидела своими глазами, от чего отказывается, ее, возможно, начнут одолевать сомнения.
– Уцелевшая часть древнего замка и сегодня пригодна для жилья, – вступил в разговор Генри. – Особняк включает в себя старую постройку, хотя в это трудно поверить, находясь на новой половине дома. Сохранился и старинный коридор, ведущий в ближайшую башню, где располагается контора управляющего и его покои.
– Конюшни тоже занимают древнюю постройку в дальнем конце дома, – добавила леди Оливия. – Там же находится псарня. И Башня воронов почти не пострадала от пожара.
– Башня воронов? – усмехнулся Девир. – Название напоминает о временах Средневековья.
– Вороны поселились в замке, когда он опустел, – рассказал Филипп после перемены блюд. – Третий граф заявил, что если этим птицам дозволено жить в лондонском Тауэре, то почему бы не дать им прибежище и в Холиншеде. Вы можете увидеть воронов на лужайке, они любят подразнить собак.
– Да, – с улыбкой подтвердила Оливия. – Несколько из них довольно ловко подражают свисту, а один научился окликать псов. Уморительно наблюдать, как он выкаркивает их клички, а потом весело похохатывает, пока собаки носятся по лужайке, пытаясь его поймать.
Когда на стол подали орехи и засахаренные фрукты, Генри с графиней завели разговор об Италии. Филипп сделал знак лакею наполнить бокал. Он не был за границей с тех пор, как, окончив университет, совершил путешествие по Европе, но увиденное навсегда запечатлелось в его памяти. Древние развалины Афин и Рима, чистые воды Средиземного моря, восхитительные скачки в Сиене. Филипп провел почти три года, странствуя по европейским городам, побывав даже в странах Леванта. Казалось, с тех пор прошла целая вечность.
Появился дворецкий с портвейном, и Филипп пригласил гостей перейти в гостиную. Генри почти сразу пожелал всем доброй ночи и отправился к себе, задержавшись лишь для того, чтобы выпить бокал вина и переброситься с Марго парой слов о ее жизни во Франции. Молодой Карлоу старался держаться любезно, хотя не мог не понимать, что его будущее висит на волоске. Его молчаливая покорность приятно удивила Филиппа.
Скинув пеньюар, Марго небрежно бросила его на скамью перед туалетным столиком. Спать ей не хотелось, но свеча догорела и погасла, оставив ее в темноте. Можно было вызвать звонком горничную, потребовать новую свечу и продолжить чтение, но будить слуг и отдавать распоряжения в чужом доме Марго не хотелось. Быть может, если лечь в постель и попытаться заснуть, сон придет, рассудила она. Марго надеялась, что Арлингтон незаметно проберется к ней в спальню под покровом темноты, но вот уже вторую ночь подряд ей предстояло провести в одиночестве.
Ее одноглазый защитник, облюбовавший себе место под шезлонгом, тихонько тявкнул: должно быть, во сне он гонялся за кроликами. Камеристка Марго пыталась выдворить его из комнаты, улучив минуту, когда госпожа вышла, но пес невозмутимо растянулся под шезлонгом и замер в неподвижности, не обращая на служанку ни малейшего внимания.
В конце концов Пакстон сдалась, хотя и предложила найти кого-нибудь из прислуги Арлингтона, чтобы прогнать прочь Жеводанского зверя [29](так она называла пса). Бедняга Молдон вызывал у нее явное отвращение. Пакстон скрылась за дверью гардеробной, на прощание смерив собаку ненавидящим взглядом.
Скользнув в постель, Марго устроилась поудобнее на мягких подушках и принялась разглядывать темные складки полога над головой. Если она решится выйти замуж за Арлингтона, возмущенная Пакстон наверняка сбежит в Париж. Одно дело жить в Лондоне, и совсем другое – в Холиншеде. Марго чувствовала, как древний замок понемногу завладевает ею, оплетает невидимыми нитями, проникает в кровь и плоть, словно дурман.
Пропитанный истинно английским духом, Холиншед таил в себе неизъяснимое очарование. Как и его владелец, он пробуждал в ней чувства, о которых Марго прежде не подозревала. И похоже, Арлингтон знал, что так и будет, черт бы его побрал.
Глава 36
Спустившись к завтраку, Роуленд заметил в комнате множество новых лиц, мужских. Оливия, с удовольствием исполнявшая роль хозяйки, терялась в толпе гостей. Встретив Роуленда радостной улыбкой, она жестом указала ему на буфет, уставленный блюдами с холодным ростбифом, тонко нарезанной ветчиной и языком, яйцами, пирогами с мясом и с почками, а также ломтиками поджаренного хлеба и булочками. Некоторые из мужчин, в их числе и почтенный барон Хайнд, пили эль, другие предпочли кофе, который разливала Оливия из большого серебряного кофейника. «Должно быть, в отцовском доме ей нередко приходилось подавать кофе гостям, – подумал Роуленд, – подобная ловкость движений достигается лишь долгими годами практики».
