А. Айнгорн - Огненная лилия
— Как мы выберемся отсюда, Волк? — воскликнула она в волнении, осознав, что они окружены. — Мы в ловушке!
— Тебе придется солгать еще раз, Лилия, — проговорил он серьезно. Она поняла его без пояснений. Высвободившись из его объятий, она шагнула на порог. Ее зов прозвучал отчаянно, с жалобной горестной мольбой:
— Гарро! Помогите! Он схватил меня! Помогите!
Оставив избитого Монта лежать на холодном песке, Дю Гарро доверчиво ринулся на помощь. В его затуманенном борьбой мозгу звучала лишь ее мольба. Он не успел усомниться. Когда он ворвался к ним, он угодил прямо в руки Волка, за спиной которого нашла убежище Онор-Мари. Гарро и охнуть не успел, как ощутил лезвие ножа, прижавшееся к его шее.
— Лейтенант побудет пока заложником, — сообщила Онор оторопевшим свидетелям развернувшейся сцены и закрыла дверь изнутри.
Она помогла Волку связать Дю Гарро, отгоняя неприятные мысли о своей бесчестной роли. Крепко связанный, лейтенант мог только бросать изумленные взгляды кругом. Какое-то время спустя до него дошло, что Онор играла не на его стороне. Он негромко выругался.
— Лучше молчи, — посоветовал ему Волк. — Если не хочешь, чтобы тебе заткнули рот.
Заложник умолк, понимая, что сила на стороне индейца.
— Ты что, проклятый краснокожий, действительно думаешь, что мы не доберемся до тебя? — донесся бас полковника со двора.
— Можете попробовать, — предложил Волк. Он оглянулся на Онор, а затем махнул рукой, словно принимая какое-то отчаянное решение. А после он издал призывный клич. Онор зажала уши руками, защищаясь от пронзительного крика, разрезавшего воздух. Она позволила разжать свои руки Волку, лишь когда все стихло, и он вновь привлек ее к себе.
— Все, — прошептал он ей на ухо. — Все, Лилия. Верь, мои воины придут.
Я знаю, они слышали меня. Они придут.
Он устроил ее на остатках соломенной подстилки и пристроился рядом, прижав ее голову к своей груди.
— Нужно ждать, — тихо повторил он. Лейтенант наблюдал за ними из своего угла, полускрытый перегородкой. Волк склонился над ней, касаясь ладонью ее щеки, ее губ. Руки Онор обвились вокруг его шеи, притягивая его ближе. А Дю Гарро… Он заслужил маленькую месть с ее стороны. И пусть знает… Пусть знает.
Они пришли, грозные воины нещадно истребляемого племени гуронов, пришли вовремя, чтобы помочь своему вождю. Комендант лишь только успел послать гонца за подкреплением, а гуроны уже подходили к воротам крепости. Грохот страшного удара сотряс воздух, и ворота поддались мощному напору извне. Завязалось сражение, жестокое сражение, не пощадившее ни правых, ни виноватых, ни ту, ни другую сторону, и цвет крови, пролившейся на землю, был одинаково алым. Волк и Онор-Мари обрели свободу, и гордый вождь гуронов тут же бросился в бурлящий водоворот битвы.
Это было одно из тех редких сражений, в которых индейское племя одержало безоговорочную победу. Их большой, сильный, понимающий друг друга с полувзгляда отряд за какой-то час разгромил перепуганный, сбитый с толку французский гарнизон. Форт пал. Полковник д’Отвиль позорно испарился с поля боя, спасая свою жизнь. Скоро над долиной уже поднимались клубы черного дыма, — гуроны подожгли строения врагов, покидая опустевшую крепость. Скоро на ее месте остались лишь обгорелые руины, окруженные почерневшим частоколом. Над руинами кружили вороны, и только их карканье да поскрипывание повисших на одной пели ворот нарушали тишину.
Онор радовалась победе едва ли не больше, чем сами гуроны. Однако Волк быстро остудил ее бурную радость. Он знал, что такое война, знал истинную расстановку сил и не обольщался.
— Это всего только одна маленькая победа, Лилия, — сказал он ей. — Не больше. Ты должна понимать это. Одна-единственная капля в водах Онтарио.
Это только мгновение, за которым придут другие, трудные и долгие, где гуроны не всегда будут победителями. Но мы все равно будем сражаться, пока будут силы, и когда их не будет тоже.
Вскоре Онор узнала, что представители племени отправляются в город, где состоятся мирные переговоры. Индейцы возлагали большие надежды на эти переговоры, окрыленные последней победой. Волку пришлось взять ее с собой, иного выхода у него не было.
Коляска, в которой сидели губернатор д’Амбуаз и посланник французского короля Фурье, катила по узким улочкам, едва ли не задевая каменные строения по бокам.
— Итак, вы настаиваете, что нам следует согласиться с требованиями индейцев и провести переговоры на нейтральной территории? Я, откровенно говоря, предпочел бы, чтобы они смирно пришли просить аудиенции.
— Помилуйте, господин д’Амбуаз! Поверьте мне, я профессионал в переговорах с противником. У меня есть слабые стороны, но я до сих пор не завалил ни одних переговоров. Необходимо выказать уважение к их мнению.
— Мнению дикарей! — презрительно фыркнул губернатор.
— Дикарей, которые разгромили форт, находящийся на подвластной вам территории. Нам не нужно повторения этой ошибки, не так ли?
— Пусть вы правы, — буркнул Амбуаз. Фурье отвернулся в сторону и ахнул, потому что их коляска едва не задела молодую женщину, которая отскочила и одарила возницу злым взглядом. Две длинных толстых светлорыжих косы скользили вдоль ее прямой, подчеркнутой корсетом спины, опускаясь ниже талии. Все это вкупе с золотистым персиковым загаром, казалось, создавало иллюзию исходящего от нее тепла.
— Знаете, кто она? — усмехнулся губернатор. — Нет? Я вам расскажу.
Коляска продолжала катить вперед, а Фурье, как завороженный, слушал историю Онор в интерпретации губернатора д’Амбуаза.
А на следующий день хозяин постоялого двора передал Онор карточку Фурье и приглашение на бал, устроенный в его честь.
Онор-Мари недоуменно вертела в руках визитную карточку. Имя Антуана де Фурье ей ничего не говорило. Она чувствовала, что произошло какое-то недоразумение. Ее здесь никто не знал, а кто знал, те не звали бы ее на бал. Скорее ее позвали бы на публичное покарание с ней в главной роли. Но как бы то ни было, ее пригласили. Она старалась поменьше думать об этом приглашении, и все равно время от времени доставала его и рассматривала, прикасаясь пальцами к красивому вензелю в углу. Промучившись полдня, она осознала, что хочет пойти. Желание это росло и крепло в ней, и все, что было в ней суетного, подало свой голос. Она отгоняла соблазн, но мысленно прикидывала, что бы надеть.
Волк появлялся на постоялом дворе лишь ночами, когда никто не мог его видеть. Ему совершенно не хотелось идти туда, но оставлять Онор одну на долгое время тоже не годилось. И он скрепя сердце пробирался по ночным улочкам к заветному дому и через окно попадал в комнату, которую она сняла.
