Донна Гиллеспи - Несущая свет. Том 3
Все эти мысли не покидали ее. Напротив, ее сомнения крепли несмотря на то, что Марк часто присылал ей скромные, но полезные подарки. Это были добротные вещи, не слишком бросающиеся в глаза, чтобы на них не позарился вор — теплые одеяла, домашние тапочки, отороченные мехом. Он делал все, чтобы Ауриана не чувствовала себя забытой и покинутой им.
Он, однако, не провел с ней ночь, как обещал, и ее это смущало. До ранения она могла придумать тому какие-то объяснения, теперь же вся цепь аргументов в оправдание медлительности Марка рассыпалась в прах.
Весть о выздоровлении Аурианы достигла Аристоса, когда ему делали массаж в предбаннике. В ярости он вскочил на ноги и, загребая косолапыми ногами, понес свою тушу в грязную таверну с закопченным потолком, что находилась на улице Кожевников — излюбленное место кутежей ветеранов Первого яруса. От гладиатора-самнита по кличке Циклоп он выведал имя страшной этрусской колдуньи. Ее звали Харуна и жила она где-то в квартале Субура. Более точного адреса Циклоп дать не смог, однако добавил, что ее услуги хоть и дороги, но очень действенны. Однажды даже сам Музоний Гета воспользовался ими и еще один сенатор, чье имя Циклоп называть не захотел из-за боязни быть обвиненным в клевете против представителя знати.
На следующий день Аристос приступил к поискам и обнаружил Харуну с большим трудом, потому что накануне той пришлось опять менять жилье. Соседям стало невмоготу терпеть вонь от ее колдовских смесей и они просто-напросто прогнали ее, не убоявшись ее страшных проклятий.
Наружность Харуны вполне соответствовала ее ремеслу. Это была почти облысевшая старуха с лицом, похожим на сухой, сморщенный инжир и одетая в лохмотья, которые она не снимала ни днем, ни ночью и которые совсем спрели на ее теле. Это было совершенно необъяснимо для Аристоса, ведь старая карга вполне могла позволить себе иметь приличную одежду. К тому же ее руки и шея были увешаны золотыми украшениями. Бородавки на руках были по ее словам следствием проклятий страшной силы, которым подвергли ее колдуньи-конкурентки, но в конечном итоге потерпели поражение.
— Расколдовать проклятие рун мне ничего не стоит, — заверила его Харуна. — Но для этого нужен мозг из берцовой кости и головы рыжеволосого ребенка, а такие дети на свалке не валяются. Короче говоря, деньги на бочку!
Аристос потряс перед ней засаленным кожаным мешочком, туго набитым серебряными динариями. Когда Харуна алчно потянулась за деньгами, он отдернул руку назад.
— Сначала покажи ребенка, грязная дочь тьмы!
И губы его зазмеились в зловещей ухмылке. Вскоре привели ребенка, и леденящий душу обряд свершился. В ту ночь одна проститутка напрасно убивалась в плаче по своему рыжеволосому младенцу, которого похитили, пока она спала. Подозрительный Аристос наблюдал за всем от начала до конца, опасаясь подвоха. Харуна приготовила отвар из мозгов ребенка, легкого белой овцы и черного козла. Она добавила еще растертой белены и фессалийского меда. Затем была расплавлена на огне восковая фигурка, изображавшая Ауриану. Забормотав что-то по-этрусски, помазав кровью лоб и руки Аристоса, она заставила его отведать дьявольского зелья. Аристос проглотил не больше капли, затем выплюнул все обратно и закашлял, подавившись. К его радости ведьма не обратила на это никакого внимания. Когда ритуал проклятия завершился, Харуна объявила, что не только разрушила власть рун, но и сделала так, что сердце Аурианы перестанет биться еще до следующих Сатурналий.
Прошло шесть месяцев. Приближались очередные Сатурналии. Аристос надеялся, что к этому времени у Аурианы будет хотя бы легкое недомогание. Потом он начал испытывать опасения, как бы проклятия не обернулись против него самого. Дело в том, что его голова начала сильно лысеть и на ней появились большие проплешины. Потом, накануне праздника, он увидел живую и здоровую Ауриану, которая приступила к тренировкам. К его большому огорчению она выглядела бодрой, здоровой и полной сил.
Тогда Аристос поручил двум своими подручным отыскать и задушить Харуну. Впервые за все это время ему в голову пришла мысль о том, что, может быть, стоит принять ее вызов. Это будет самый верный и единственный способ навсегда избавиться от нее.
«Ты рассуждаешь, как полоумный, — подумал он. — Этот город обожает тебя как бога, а на следующее утро после поединка с этим отродьем Бальдемара тебе начнут смеяться в спину».
Потом она начала ему сниться. Смотрела на него с ободряющей улыбкой. Хотела переспать с ним. Во сне его охватывало возбуждение. Но когда он придвинулся к ней поближе, чтобы овладеть ею, лицо Аурианы начало расплываться и изменяться, а затем вместо его появилось суровое и бледное лицо Рамис. Мускулы Аристоса сводило судорогой, он опрокидывался на спину и лежал так в полной беспомощности, пока эта карга ковырялась в его груди и вытаскивала оттуда сердце, чтобы приготовить колдовское зелье. В конце концов он просыпался, задыхаясь и весь в поту.
Он пристрастился к неразбавленному вину, надеясь таким способом избавиться от тревожных сновидений, и часто его к полудню видели мертвецки пьяным, если до этого Метону не удавалось поймать его и прогнать на арену. На левой руке у него вскочила бородавка, и Аристос понял, что Харуна, умирая, успела наслать на него проклятье.
Целый месяц его мучили фурункулы и дурные сны, пока он опять не подумал о том, что лучше всего расправиться с Аурианой на арене, как она и предлагала. И он обратился с молитвой к Водану, чтобы тот указал ему наилучший путь достижения своей цели без риска стать посмешищем на глазах всего Рима.
* * *Если бы Домициан узнал о том, что мучило Аристоса, он рассмеялся бы. Все эти проблемы были вроде комариных укусов по сравнению с теми, которые выпали на его, Императора, долю. Война с Дакией шла из рук вон плохо, а меры, которые по мнению военного совета принесли бы ему быструю победу, он боялся даже обсуждать. Первая мера состояла в том, чтобы отправиться на Дунай и самому возглавить легионы. В этом случае Рим на годы останется без присмотра. А он теперь был полностью убежден, что Сенат кишит людьми, которые только и ждут его отъезда, чтобы узурпировать трон. Вторая мера — собрать отборную силу из нескольких легионов и поручить их способному полководцу, казалась ему еще более опасной, поскольку среди сенаторов не было человека, которому он доверил бы такую армию. Что могло ему помешать повернуть легионы вспять и повести их на Рим против него, Домициана.
Поставленный перед неразрешимой дилеммой, он посылал небольшие отряды, которые были не способны коренным образом переломить ход войны в пользу Рима. Даки перемалывали их один за другим, нанося удары по авторитету Рима. В довершение ко всему в одном из сражений, разыгравшемся в дунайских степях, царь даков окружил целый легион и полностью уничтожил его вместе с кавалерией и вспомогательными частями. Советники Императора с тревогой увидели, что маниакальное недоверие Домициана к своему окружению завело в тупик всю военную стратегию. Домициан понимал, что его авторитет, с таким трудом достававшийся ему в войне с хаттами, быстро таял. У него возникли сильные подозрения, что некоторые сенаторы через подкуп пытаются настроить против него командиров легионов.
