Джейн Кренц - Беру тебя в жены
— Эдисон?
— Здесь. — Он вышел из темноты между двумя лиственными деревьями и подошел к ней по освещенному луной проходу. — Говорите тише, я не хочу перебудить весь дом.
— Да-да, конечно! — Она задула свечу и отставила ее в сторону. — Что случилось? Вы нашли бойца Ванзы?
Эдисон остановился перед Эммой. Бросил пальто на ближайший рабочий стол.
— Нашел.
Спокойствие его голоса встревожило ее, как ничто другое в этот момент.
— В чем дело? — Она, волнуясь, проглотила застрявший в горле комок. — Вы… вам… пришлось его убить?
— Нет.
— И слава Богу! Что вы с ним сделали?
Эдисон прислонился к одной из колонн, поддерживавших стеклянную крышу. Сложив руки на груди, он посмотрел мимо Эммы, в темноту за окнами.
— Я посадил его на корабль до Ванзагары.
— Понятно. — Она помедлила. — Он был так молод, как вы и думали?
— Да.
— Так вот в чем дело! Он напомнил вам себя в его возрасте.
— Иногда вы слишком уж проницательны, Эмма.
Это очень раздражает в служащем.
— Это было логическое предположение, — сказала она, оправдываясь.
— Вы правы, — глубоко вздохнул Эдисон. — Он напомнил мне, что я был не единственным юношей, брошенным на произвол судьбы. Еще он напомнил мне о том, как отчаянно молодые люди ищут способа доказать себе, что они мужчины. Как те из нас, кто был рожден вне брака, ищут подобия личной чести. Да, он напомнил мне себя в его возрасте.
Эмма дотронулась до его руки:
— Что же беспокоит вас теперь? Вы сомневаетесь, что поступили правильно?
— Отправив юного Джона на Ванзагару? Нет. Если для него есть надежда, она находится там. Насколько я не приемлю метафизической чепухи, о которой разглагольствуют члены Ванзагарского общества, настолько же должен признать, что именно опыт, приобретенный на этом острове, дал мне все, что нужно, чтобы найти свое место в мире.
— Вы узнали, кто был учителем этого Джона?
— Нет. Но я узнаю мошенника, когда найду его. Теперь это дело времени.
Судя по голосу, это его совсем не трогало. Девушка поняла, что этой ночью все его мысли устремлены в прошлое. Схватка с Джоном разбудила слишком много воспоминаний. Ей страстно хотелось утешить его, но она не знала, как преодолеть стену, которую он давным-давно воздвиг, защищая себя.
— Мне так жаль… — прошептала она.
Стоукс ничего не сказал, а просто посмотрел на нее.
— Мне очень жаль, что сегодня вы заглянули в зеркало и увидели себя молодым.
Мгновение он молчал.
— Ну, я еще не считаю себя таким уж старым, — наконец спокойно произнес он.
— О Эдисон! — Эмма не знала, то ли плакать, то ли смеяться.
Повинуясь импульсу, она обняла его за талию и прижалась лицом к его груди. Непривычно грубо, почти судорожно
Стоукс обнял ее.
— Эмма!..
Его губы прильнули к ее губам так, будто через пять минут мог наступить конец света.
Он искал не утешения. Тут было что-то другое, более примитивное и гораздо менее цивилизованное. Теперь настал ее черед колебаться. Второй раз она стояла над той же самой пропастью. В первый раз она уже узнала, насколько она опасна.
Но жажда Эдисона воспламенила ее. Мягкое стремление утешить его переросло в отчаянную потребность ответить на его желание.
Не отрываясь от ее губ, он приподнял ее и одной рукой прижал ее бедра к своим. Он был в полной боевой готовности.
— Мне нужно было увидеть тебя сегодня ночью, — хрипло прошептал у ее рта Эдисон.
— Да. — Она откинула голову и, подняв руки, запустила пальцы в его волосы. — Да, все правильно, Эдисон. Я рада, что ты пришел ко мне.
— О Боже, Эмма!…
Он медленно поставил ее на ноги, словно чувствовать ее было и наслаждением, и мукой. Затем взял свое пальто и бросил на пол. Повернувшись к ней, он скинул черный вечерний фрак и отбросил его в сторону. Эдисон встретился с ней глазами:
— Эмма?
— Да, да, Эдисон!
Она шагнула к нему. С хриплым стоном он снова притянул ее к себе, а потом увлек на пол. Толстое шерстяное пальто не слишком смягчало каменный пол, но одежда хранила слабый запах Эдисона. Эмма глубоко его вдохнула. Ее охватили возбуждение и желание.
Стоукс прижал девушку к себе.
«Все правильно», — думала она, пока ее окутывал жар его тела. Это должно было быть правильным.
Она вздрогнула, почувствовав его ладонь у себя между ног.
— На этот раз, — прошептала она, — не снимешь ли ты рубашку?
— На этот раз, — пообещал он, борясь с застежкой, — я сделаю все, что ты пожелаешь.
Он расстегнул белую, украшенную гофрировкой рубашку, но прежде чем он от нее освободился, Эмма приложила ладони к его коже. Она не могла видеть его груди, потому что он наклонился над ней и его широкие плечи заслонили лунный свет. Но она чувствовала тугие завитки волос и перекатывавшиеся под кожей мускулы.
— Ты великолепен! — медленно произнесла она. — Сильный и красивый.
— О Эмма! Ты сама не знаешь, что со мной делаешь. А я ведь обещал себе держать себя в руках.
Она улыбнулась:
— Наверняка искусство Ванзы научило тебя полезным упражнениям, которые можно было бы применить в такую минуту, как сейчас.
— Одним из величайших изъянов искусства Ванзы, пробормотал он у ее шеи, — является то, что оно учит избегать любых сильных страстей.
— Тогда понятно, почему тебе не слишком по душе эта философия.
— Странно, но до встречи с тобой я и не подозревал, какими сильными могут быть мои страсти.
Стоукс снова поцеловал Эмму, его губы были горячими и настойчивыми. Но его руки — невероятно нежными. От такого контраста у нее занялось дыхание.
Она почувствовала, как его пальцы дотронулись до исключительно чувствительного места у нее между ног. Все внутри у нее запылало.
— Эдисон?
— На этот раз мы не станем торопиться, — пообещал он. — На этот раз я хочу, чтобы ты испытала что-то похожее на то, что тогда испытал я. Даже часть того удовольствия заставит тебя все понять.
— Что именно?
Но Эдисон не ответил. Вместо этого он крепче обнял ее и начал медленно поглаживать, с каждым движением проникая все глубже. Она затрепетала под напором пронзивших ее ощущений. Девушка вцепилась в него, неистово желая, чтобы это ощущение внутри ее нарастало. Она почти не слышала собственного дыхания. Оно было хриплым и прерывистым.
Когда она начала извиваться под его рукой, моля его про себя привести это напряжение к какому-то концу, Эдисон тихо, хрипло застонал. Но не расстегнул брюк, чтобы, раздвинув ее ноги, войти в нее, как она ожидала.
Вместо этого он отодвинулся назад, развел ее ноги в стороны и откинул юбку ее батистового ночного наряда. А затем, к ее изумлению, прижался к ней ртом.
