Маривонн Микель - Королева Алиенора, неверная жена
Епископ находит королеву прямодушной и весьма приятной и довольно быстро понимает, что она не так легкомысленна, как о ней говорят. Он признателен за то, что в 1162 году Алиенора представила Генриху II именно его кандидатуру на пост епископа Пуатье.
— Я имею намерение каждый год устраивать в Сент-Илер поминальную мессу в день гибели Патриса де Солсбери. Я бы также желала, чтобы справляли мессу в день моей смерти. Кстати, как вас здесь приняли?
— Я не намерен безучастно наблюдать за происходящим между религиозной общественностью и сеньорами из Пуатье. Если я вмешиваюсь, то только для того, чтобы попытаться примирить стороны. Я принимаю к сведению прошлые соглашения и скрепил печатью договор о содружестве между аббатом Нантея и аббатом Шарру[151]. Мне также приходится идти на уступки и оставить аббату Марнея право назначать капеллана. Более неприятным был конфликт, вызванный капитулом кафедрального собора, который пытался присвоить себе дороги нескольких церквей епархии. Например, в Руйе самый близкий сосед монастыря пытается завладеть землями наших простых монахов.
— Именно там проехали похитители Гийома ле Марешаля. Слушайте внимательно, Ричард, и запомните хорошенько, — говорит Алиенора, повернувшись к сыну. — Вы всегда будете находить заговорщиков на стороне Лузиньяна, Ангулема с сотоварищами. В самом Пуатье стоит только повернуть голову в сторону Роберта Илчестера, безотказной опоры вашего отца, чтобы обнаружить опасного врага.
Иоанн Беллесмен делится воспоминаниями своей юности в Лондоне при дворе Теобальда Кентерберийского, впечатлениями о путешествии в Рим вместе с ним.
— Я смогла составить представление об анналах римской курии, — говорит Алиенора, — когда нас принимал Папа, меня и короля Людовика VII, после нашего возвращения из крестового похода. Тогда я узнала, что там вас считали самым умным и блистательным среди всех послов.
Алиенора думает об узах братства, объединяющих Томаса Беккета, Иоанна Беллесмена и Иоанна де Солсбери. Генриху не удалось порвать эти узы. Все трое были отлиты по меркам старого Теобальда, который раздавал кошельки беднякам.
— Готье Man[152] написал, что во время роскошных римских трапез не прекращались восхваления в ваш адрес, потому что вы лучше, чем кто либо, умеете — и с завидным красноречием — отблагодарить сеньора, который вас принимает.
— Теперешний Рим, разоренный гражданской войной и передовой линией Барбароссы, не имеет ничего общего с тем Римом, который мы знали.
— Здесь, в Пуатье, ни я, ни мой сын не желаем видеть, как нашего епископа отравит какой-нибудь наемный убийца, оплаченный кем-либо из мятежников. Я надеюсь, что ваше окружение будет доброжелательным и Пуатье не потонет в уличных конфликтах.
— Рассчитывайте на меня, если пожелаете установить здесь мир.
Алиенора знает, что это искренние слова. Томас — мятежник, но Иоанн Беллесмен — ярый пацифист.
— А если мы займемся церемониями коронации нашего молодого герцога, — предлагает Иоанн Беллесмен, обратившись к Ричарду, — и его религиозным воспитанием? Важно то, что он понимает миссию герцога Аквитанского, хотя немного молод для того, чтобы оценить ее значение.
— Вовсе нет, — замечает Ричард. — Сейчас матушка всегда рядом, а позже у меня будут свои советники, и среди них такие же ученые, как вы. Будет ли это за или против него, но я воспользуюсь уроками, которые преподал мне мой отец, чтобы стать герцогом, достойным этого титула.
Алиенора иногда удивляется ответам своего сына. Застенчивый и в то же время смелый, он порой склонен к проявлению надменности. Ее долг матери — помочь Ричарду избежать ловушек, уготованных великим мира сего, — веры в собственную безгрешность и чрезмерной гордости. Она говорит сыну об этом и в то же время с гордостью обнаруживает, что у него уже проявляются качества лидера. При ее словах Ричард встает на дыбы, но он уважает мать. Иоанн Беллесмен воздерживается от вмешательства. Его спокойствие смиряет Ричарда, и Алиенора впервые чувствует себя свободно при великом церковнике. До сих пор королеву защищал лишь ее бравый капеллан. Иоанн Беллесмен объясняет Ричарду:
— Мое вмешательство в ваши дела будет скромным, если ваши родители хотят мне доверить заботы о подготовке к вашей коронации. Я не претендую на соревнование с вашими учителями, но должен буду поговорить с вами о нашей церкви в Пуату, которая является и вашей. Она поведет вас к Богу, на счастье ваших подданных. Вы ознакомитесь с манускриптами, в которых описывается жизнь святых; вам это будет очень полезно. Например, святой Жан Духовник, епископ Александрии, святой Алексей, исповедник в Эдессе и в Риме, святая Мария Египетская, кающаяся[153]…
Алиенора возвращается к вопросу коронации Ричарда. Она может предоставить сыну свое герцогство лишь при согласии его отца. Официальное выдвижение произойдет только через два года, когда принцу исполнится пятнадцать лет. А для него коронация уже сейчас представляется значительным событием. Он должен проникнуться всей торжественностью и важностью ситуации, приобщиться к культу святой Валерии, святого Марциала Лиможского[154].
Епископ уточняет:
— На паперти собора Святого Марциала епископ наденет вам на палец кольцо святой Валерии, увенчает короной, потом представит ваш герб. Затем вы войдете в церковь вслед за епископом и направитесь к алтарю. У вас возьмут шпагу. Вы принесете присягу уважать права церкви Лиможа. После этого епископ посвятит вас в рыцари, и вы займете место среди сеньоров вашей свиты. Когда прелат кончит вести мессу, вы передадите ему вашу корону, ваш герб и вашу мантию для его церкви. Но вначале заедете ко мне, в Пуатье, мне будет доверена честь, — добавляет Иоанн, — объявить вас герцогом Аквитанским в церкви Сент-Илер и передать вам ваше копье и ваше знамя.
Ричарду сказали, что по случаю коронации он получит множество подарков от своих новых подданных. Кроме подаренных трофеев, китобои Байонны[155] дадут китовое масло, он получит также лучшее вино епископов Бордо, лучшие сыры и соленую рыбу виконтства Овернь и, наконец, герцогскую корону работы лиможских мастеров по эмали. Будущее, как и всем высокородным юношам, казалось, улыбается ему.
Алиенора рассказывает о своем плане заказать мастерам Лиможа по эмали дорогие обложки для литургических манускриптов для церкви Сент-Илер по случаю коронации. Признательный Иоанн Беллесмен рассыпается в благодарностях и вспоминает, что аббат Уингхем[156], верный сторонник Томаса, заказал в той же мастерской подобную обложку для аббатства Сен-Виктор[157]. Томас почитал это аббатство и его руководство. Томаса заставили замолчать, держат на голодном пайке, а его имущество отдали бессовестным бандитам — порочным церковникам — на разграбление. Теперь же ему не до праздников. Иоанн Беллесмен почувствовал угрызения совести: ему — который всем, или почти всем, обязан Томасу — оказывают почести и хвалят; он чувствует свою вину перед Беккетом. Краска сходит с его лица. Алиенора приписывает бледность епископа усталости или какой-либо еще — более серьезной — причине. Она решает закончить визит.
