Серж Голон - Неукротимая Анжелика
– Тысяча пиастров за всю партию, – сказал он.
Некто с белой кожей, но в расшитом тюрбане, по всей видимости черкес, вскочил и крикнул:
– Тысяча пятьсот пиастров!
Собеседница Анжелики прошептала:
– Какое счастье! Это Шамиль-бей, начальник белых евнухов Солимана-Аги. Если брату удастся попасть в этот знаменитый сераль, его судьба обеспечена.
– Две тысячи! – надбавил капеллан Мальтийского ордена, и покупка совершилась. Чемичкян заплакала, краешком покрывала утирая заблестевшие на подведенных глазах слезы.
– Увы, бедный мой мальчик! Какова он ни плут, ему не удастся обмануть бдительность этих священников. Они никогда не позволят ему расслабиться и побаловать себя. Они думают только о том, как бы собрать побольше денег. Уверена, что священник купил его только за голос, чтобы он пел в католической церкви. Какое бесчестье! Чего доброго, они повезут его в Рим, чтобы петь перед папой!
И на последнем слове она в ярости плюнула.
Меж тем торги продолжались. Остались только два худосочных мальчугана, которых никто не желал покупать. Суданец наконец приобрел их за смехотворную сумму, возмущаясь и твердя, что этак его репутация коммерсанта и признанный вкус могут быть скомпрометированы.
Вдруг по залу разнесся шум. Это появился личный посланник султана всех правоверных. Шейх в каракулевой черкеске, с резными золотыми газырями на красных шнурках, прошествовал в сопровождении стражи, поправил саблю и кинжал с рукоятями, усыпанными рубинами, рассеянно улыбнулся турецкому правителю, а затем остановился подле верховного евнуха Шамиль-бея и завел с ним оживленную беседу.
– Они спорят, – прошептала армянка. – Шейх говорит, что не допустит, чтобы евнух Солимана решился приобрести прекрасную пленницу, которая предназначена Султану султанов. Надеюсь, что прекрасная пленница – это я.
Она напружинила бюст и повела бедрами. Анжелика же едва не разразилась рыданиями. Эти люди, пришедшие сюда ради нее, уже уславливаются относительно ее судьбы. У нее закружилась голова, и она едва могла уследить за продолжением торгов, за продажей сначала молодых черных евнухов д'Эскренвиля, потом русской девушки и, наконец, бедной Чемичкян. Она так и не узнала, сбылись ли молитвы бедной армянки, мечтавшей о княжеском гареме, или же она попала в руки старого суданского перекупщика, который перепродаст ее какому-нибудь корсару, чтобы тот, попользовавшись ее красотой, продал ее снова.
Эривян со своей постоянной улыбкой и тщательно уложенными кудельками наклонился к ней.
– Извольте, прекрасная дама, следовать за мной.
Маркиз д'Эскренвиль оказался у нее за спиной и ухватил за плечо.
– Не забудь, – прошипел он, – не забудь о котах…
Только мысль о страшной смерти и надежда на вмешательство мальтийских рыцарей дали Анжелике силы выдержать взгляды сотни жгучих глаз, сверливших ее.
Воцарилось нетерпеливое молчание, слава прекрасной француженки держала в лихорадке всю Кандию. Подавшись вперед, зрители пытались разгадать тайну, скрытую за ее покрывалами.
Эривян подал знак молодому евнуху-служителю. Тот подошел к пленнице и сдернул первое покрывало, открыв ее лицо. Анжелика вздрогнула, ее глаза сверкнули. Под ласковым светом люстр она увидела напряженные физиономии, плотоядные взгляды, и мысль, что сейчас она предстанет нагой, заставила ее выпрямиться в возмущении. По всему ее телу пробежала дрожь.
Это содрогание дикого зверя, высокомерный и почти властный взгляд глаз цвета морской волны, казалось, наэлектризовали весь зал, до тех пор довольно вялый. Все головы заколыхались в едином движении, одушевленные интересом и страстью. Эривян выкликнул первую цифру:
– Пять тысяч пиастров!
Д'Эскренвиль даже подпрыгнул в своем углу. Эта сумма в два раза превосходила условленную первоначальную цену. Проклятая мокрица, этот Эривян! С первого же мгновения он угадал в публике разгоравшееся вожделение, оправдывающее любые безумства. Эти люди готовы предаться совокупному влечению игры и страсти.
– Пять тысяч пиастров!
– Семь тысяч пиастров! – воскликнул черкесский шейх.
Начальник белых евнухов шепотом пережевывал цифры. Одержимый желанием выиграть приз Риом Мирза крикнул:
– Десять тысяч пиастров!
Воцарилась молитвенная тишина. Анжелика глянула туда, где сидели мальтийские рыцари. С улыбкой на суровых губах дон Хозе поклонился ей.
– Почтеннейший шейх, – сказал он, – помнится, последний имам великого государя проповедовал самую строгую экономию? Я отдаю честь состоянию султана, но десять тысяч пиастров – это ведь цена экипажа галеры?
– Султан султанов может пожертвовать одной из своих бесчисленных галер, если на то будет его высочайшее соизволение, – сухо парировал кавказец, победно глянув на евнуха Шамиль-бея, чье лицо старой доброй женщины выражало беспредельную грусть. Верховный евнух Солимана-Аги был бы так горд, если бы привез своему господину эту драгоценную и необычную рабыню! Но он сам управлял казной своего блистательного повелителя, а потому лучше других знал, что в ней есть. И так уже он упрекал себя за то, что превысил свои возможности.
Тишина становилась гнетущей. Анжелика вдруг почувствовала на плечах ловкие руки молодого евнуха, снявшего покрывало, облекавшее грудь. Она оказалась обнажена до пояса, бледная под янтарным пламенем свечей. От внезапного испуга мелкие капельки пота усыпали кожу, придав ей перламутровый блеск.
Она отступила на шаг, но евнух уже убрал булавки, и волосы золотым каскадом хлынули на плечи. Инстинктивным жестом она подняла руки, как каждая женщина, заметившая, что внезапно распустился шиньон, и попыталась удержать шелковистую массу. В этом безотчетном движении она открыла крепкие, совершенной формы груди и явила исполненное потаенной прелести зрелище женщины, занятой своим туалетом.
По залу пробежал ропот. Итальянский корсар длинно выругался. Волна возбуждения и похоти всколыхнула это скопление кафтанов, мантий и мундиров.
Евнух Шамиль-бей решил, что его повелитель простит ему расточительность ради такого сокровища, и крикнул:
– Одиннадцать тысяч пиастров!
Старый суданский купец поднялся и произнес, как молитву, длиннейшую фразу. Эривян перевел:
– Одиннадцать тысяч пятьсот пиастров от бедного старца, который рискует всем своим достоянием во имя этой жемчужины, ради которой шейхи Аравии, раисы Эфиопии, суданские князья и даже повелители далекой земли Кампар в Африке будут сходить с ума.
Снова воцарилась тишина. С ужасом смотрела Анжелика на старого негра из дальних стран, который дерзостно отважился обойти двух столь могущественных покупателей.
