Жюльетта Бенцони - Любовь и замки
Причина такого странного ослепления проста: тогда ее глаза были устремлены на деверя, князя Альдобрандини. Форбен произвел такое впечатление на ее высочество, что она решила немедленно сделать его своим камергером. И так как мадам де Барраль была немало удивлена и заметила вслух, что Паолина недостаточно хорошо его знает, та ответила со свойственной только ей логикой:
— Он поэт, и потом я ни у кого не видела таких стройных ног!
Мадам де Барраль не настаивала. Он прошел почти что публичное посвящение в Париже, где и узнал, что камергеры принцессы Боргезе имеют две обязанности: они или дежурят у комнаты принцессы или же остаются в опочивальне… Приглашенный на следующий день для представления его высочеству, Форбен застал в зале лишь двух-трех человек, окружавших Паолину; Паолину, тепло укутанную в широкую муслиновую тунику, которая ничуть не скрывала ее прелестей.
Немного потрясенному Форбену не дали достаточно времени опомниться. Гигантский негр в алых одеждах появился на пороге. Это Поль, любимый слуга Паолины, он отправляется в ванну… Тут же принцесса встала, грациозно сбросила легкий муслин, и предстала перед глазами растерянного камергера в платье нашей праматери Евы, а потом позволила Полю унести себя в ванну, которая находилась в соседней комнате. Через полчаса она вновь появилась, закутанная в муслин, легла на шезлонг и тут же заявила, что ей холодно, глядя на одну из дам, мадам Шамбодуан. Та тотчас же расстегнула корсаж, обнажила грудь и легла на ковер, подле принцессы, которая возложила свои красивые ступни на пышные груди придворной дамы, и с любезной улыбкой объяснила Форбену, что она приобрела эту приятную привычку на острове Сан-Доминго. Она добавила, что это восхитительно, чему ее гость вполне был склонен поверить.
Последовал сеанс педикюра, в течение которого молодому человеку открылся очень необычный вид… на ножки принцессы и который закончился беседой о том, что лето в этом году, оказывается, исключительно жаркое! За таким разговором камергеру последовало приглашение отужинать этим вечером на вилле.
Огюст Форбен был слишком хорошо воспитан, чтобы хвастаться тем, что произошло в тот вечер, однако когда мадам Барраль вошла в комнату своей госпожи, она без малейшего удивления обнаружила на ее кровати юного провансальца. Из этого она заключила, что камергер вступил в должность.
Это была страстная и пылкая любовь. Форбен скоро понял, что влюблен, и Паолина, верная своим привычкам, влюбилась в своего «прекрасного Августа». И так как она находила столько же удовольствия в выставлении напоказ своих любовников, как и в их соблазнении, эта любовь ни для кого не была секретом. Никаких широкополых шляп, пальто под цвет серых стен, никаких потайных дверей! Солнце, полдень, и побольше народа! Она бы занималась любовью в магазине и на площади, если бы это было разрешено для ее императорского высочества.
Тем не менее солнце Пломбера показалось ей бледноватым, ей нужен был Юг, чтобы обрести там недостающий пыл. И Форбен со всех ног помчался в Экс с целью подыскать убежище для нежной любви. И нашел Минард, который и снял у Жана-Батиста Рэ… как можно дешевле. «Теперь о ста тысячах франков говорят как о десяти, я же хотела бы по возможности уменьшить расходы на столько, на сколько позволяют приличия и здравый рассудок», — писала Паолина. Ибо она не любила тратить деньги ни на что, кроме платьев и украшений.
И вот принцесса на пять недель переезжает в Минард с Огюстом Форбеном. Место тем более ей приглянулось, что здесь у нее была прекрасная возможность посещать воды Греу. Но если Форбен вообразил, что сможет наконец в тишине предаваться любовным утехам, то его надежды были тщетны: принцесса давала балы, устраивала публичные празднества, праздники всякого рода, куда она созывала чуть не всю округу. Сладкое блаженство камергера было развеяно. Что уж говорить о любовном пыле!
Апогей наступил с приездом мужа: дорогой Камилло Боргезе, милый мальчик, великий рыцарь Всевышнего, о котором генерал Тибольд однажды сказал: «Принадлежать принцу Боргезе — значит никому не принадлежать».
Каков бы он ни был, но вот он здесь, и несчастный любовник счел нужным удалиться из милой спальни Паоли-ны в свою комнатку на самом верху.
Но после ужина, — устроенного, вопреки обыкновению, в шесть — Паолина, встав из-за стола, объявила, что чувствует себя утомленной, и взяла Форбена за руку, чтобы покинуть комнату вместе с ним. Камилло удивился. Как, она уже покидает их? Боже мой, да. Паолина чувствует себя разбитой и ей необходимо уснуть. Камилло, который по глупости своей надеялся на чашку кофе в милой компании, начал возражать: пусть она идет спать, если чувствует себя усталой, но пусть хоть оставит Форбена, зачем он ей нужен!
— Как зачем нужен? — вскричала откровенно пораженная Паолина. — Но друг мой, я не могу обходиться без него ни днем, ни… ночью!
И она вышла грациозной и величественной императорской походкой, посреди тишины, нарушаемой лишь хрустом севрского фарфора, который Боргезе очень демократично расколотил о стенку столовой.
То, что происходило этой ночью, ни префект Тибодо, ни генерал Сервони, присутствующие на ужине, вряд ли когда-нибудь смогут забыть. Они провели эту ночь в обществе человека, нервозного сверх всякой меры. К 6 часам утра мертвецки пьяный Боргезе бормотал проклятья под закрытыми ставнями жены.
— Dio mio! Если бы эта бабенция не была сестрой императора, я бы расписал ее так, чтобы она надолго запомнила!
После этого он потребовал своих лошадей и навсегда покинул негостеприимный Минард, оставив Паолину спящей, а Форбена, который так и не сомкнул глаз, в душевных терзаниях. Тем более что вскоре он уж попросил об отставке: не потому, что любовь угасла, но потому, что Паолине вздумалось брать уроки пения у дирижера Феликса Бьянжини и она, конечно, не могла делать это нигде, кроме как в своей комнате.
Покидая Минард, Паолина решила сделать подарок его владельцам. Вначале ей пришло на ум подарить им кашемировую шаль, но прикинув, что это может повлечь слишком большие расходы, она остановилась на мысли осчастливить их своим гипсовым бюстом!
В 1858 году замок перешел к господину Риго, первому президенту апелляционного суда, депутату и мэру города во времена Второй Империи. Замок до сих пор принадлежит этой семье.
МИРАБО. Несовместимые супруги…
Из всех серьезных вещей браку уделяется наименьшее внимание.
БомаршеРаскинувшись на горном массиве над долиной Дю-ранса, замок Мирабо блистает изяществом и необъяснимым шармом. Его четыре башни свидетельствуют о древнем происхождении, но сам светлый дом, с элегантными окнами в стиле Ренессанса доказывает, что жить здесь очень приятно. «В воздухе ощущается запах всех растений, произрастающих на такой бедной почве, — пишет Морис Барре, который в начале XX века покупает замок. — Свежий аромат лилий соединяется с теплым запахом сосен…»
Все здесь предвещает спокойную тихую жизнь, и кажется, что таким мирным уделом семейство Рикети обязано именно чарующему сосновому аромату. В 1568 году некий Жан, первый консул в Марселе, покупает владение и право называться Рикети де Мирабо… Впрочем, замок — загородная резиденция, куда приезжают, чтобы отдохнуть от бурлящей в фамильном особняке в Марселе жизни, так как помимо всего прочего эти люди обладают вкусом, обожают роскошь и склонны сорить деньгами. Последняя родовая черта древней флорентийской семьи с наибольшей силой проявилась в том, кто увековечил ее в Истории…
В семидесятых годах XVIII века в замке постоянно проживает один из представителей своей семьи Жан-Эль-зеар, бывший губернатор Гваделупы, награжденный большим крестом Мальтийского ордена, генерал флота, привлекательный старый холостяк, которого его старший брат, маркиз Виктор, «повысил», сделав владельцем фамильного замка по той простой причине, что сам он не любитель здесь бывать.
Тоже необычный герой, этот маркиз Виктор! Верой и правдой долгое время прослужив королю, он начинает писать и никто не знает почему, обращается к экономике и греческой природе (phusis) и могущественности (kratos). Единственной причиной, из-за которой он никогда не показывается в Мирабо, являются его слишком тяжелые воспоминания о супружеской жизни с очень красивой, но легкомысленной Женевьевой де Вассан, против которой он возбуждает громкий процесс, продлившийся добрых 20 лет.
С тех пор маркиз Виктор предпочитает жить либо в Париже, либо в своем небольшом замке Биньон. Тем не менее это вовсе не означает, что судьба фамильного замка его вовсе не интересует, он осуждает нововведения младшего брата.
Итак, в 1774 году любезный старый холостяк открывает двери замка для одной молодой пары, находящейся в очень трудном финансовом положении: графу Габриелю-Оноре Рикети де Мирабо, своему племяннику, и его молодой жене, урожденной Эмилии де Маринян, а также их недавно родившемуся ребенку…
