Патриция Поттер - Молния
От Филлипса Лорен узнала о том, что Адриана переведут в Вашингтон. Она слышала о том, что из этой печально известной тюрьмы не убежать. Она даже прогулялась неподалеку от этой тюрьмы, и ей очень скоро велели убираться прочь. Зевакам разрешалось смотреть на эту тюрьму, стоя не ближе, чем через улицу от нее. А любым посетителям приходилось пройти несколько инстанций, чтобы получить разрешение. Она подозревала, что одной из таких инстанций является Филлипс.
Лорен понимала, что должна действовать до того, как Адриан попадет в эту тюрьму. Она считала, что, скорее всего, его повезут поездом. Если бы только узнать, когда это будет. В Вашингтонских газетах публиковалось много материалов о захвате знаменитого корабля, совершавшего рейсы сквозь блокаду, и там сообщалось, что его отправят в Вашингтон на ближайшей неделе. Конкретная дата не указывалась, и Лорен подозревала, что одной из причин для этого могла быть возможная попытка освободить Адриана.
Лорен посетила в Вашингтоне две оружейные лавки и приобрела по пистолету в каждой, объясняя это необходимостью путешествовать «в эти ужасные времена», чтобы навестить «бедного раненого жениха». Один из пистолетов она засунула в карман, который пришила к платью, а второй, «дерринжер», сунула в дорожную сумку.
Она купила билет на поезд, который был полон ранеными, направлявшимися в госпитали северной части страны. В поезде о ней явно судачили, потому что она была молодой женщиной, путешествующей без провожатых, да еще с обезьяной. Путешествовать с Сократом было нелегко. Она начинала понимать, чего натерпелся от него Адриан, и ее восхищение Адрианом стало еще больше. Сократ набросился на двух мужчин, которые подошли слишком близко, и покусал бы их, если бы Лорен не успела быстро отреагировать. В этом был свой плюс, потому что после этого немногие мужчины решались ее побеспокоить.
Лорен нашла подходящий для ее целей городок в нескольких остановках от Вашингтона. Там из поезда вынесли нескольких раненых. Должно быть, там был госпиталь. А это значило, что на незнакомого человека здесь не обратят внимания. Она запомнила время стоянки — сорок минут. Очень хорошо.
Перед самым отправлением поезда Лорен схватила Сократа, сумку, сошла с поезда и несколько минут постояла на платформе. Она спросила станционного служащего о том, где можно снять комнату и о местонахождении госпиталя.
Лорен пришлось обойти три дома, где сдавались комнаты. Все это были обычные дома, наспех приспособленные для того, чтобы дать приют семьям госпитализированных военных. Наконец Лорен нашла место, где могли выдержать присутствие Сократа.
— Любимец моего бедного жениха, — покорно объяснила Лорен. — Это ужасное существо, но Адам его просто обожает и… ну… мне сказали, что Адам долго не проживет, и его заветным желанием было вновь увидеть своего маленького друга.
Поскольку на лице хозяйки появилось удивленное выражение, Лорен поспешно добавила:
— И меня, конечно.
Сейчас она не была уверена в том, что это действительно так. И, конечно, это будет не так через несколько дней.
— Конечно, конечно, — с сочувствием произнесла женщина.
День прошел быстро. Она посетила конюшню, где давали на прокат лошадей, и лавку, где приобрела грубую мужскую одежду, которую сложила в дорожную сумку. Она решила не думать о возможной неудаче. К тому времени, как она вернулась к себе в комнату, она потратила половину тех денег, что ей дал мистер Филлипс.
Завтра она увидит Адриана. При мысли об этом у нее пересохло во рту. И она не могла заснуть.
Догадался ли он? Знает ли он? Она чувствовала, что ей холодно, но дело было не в погоде. Сократ бесцельно скакал по комнате. Она достала для него немного фруктов и тонких сухих крекеров. Вяло поев, он подошел и прижался к ней, ища в ней утешения в своем горе. Он не перестал искать Адриана, и когда он смотрел на нее своими грустными глазами, у нее разрывалось сердце.
— Мне его тоже не хватает, — прошептала она.
Но Сократ получит его обратно. А она нет.
ГЛАВА 16
В замке камеры Адриана загремел ключ, и он удивленно посмотрел на дверь. Его должны были везти в Вашингтон только завтра, а дверь открывали очень редко. Еду передавали через маленькое отверстие в нижней части камеры, через него же он получал и немного воды.
Он лежал на железной койке, глядя в никуда, пытаясь вызвать в памяти образы моря, неба и солнца. Он пытался сделать то же самое в отношении Риджли, но это причиняло ему боль. Столь же болезненными были и воспоминания о Лорен. К тому же, когда он думал о ней, желание воспламеняло его тело.
Он снял рубашку, и она лежала в ногах койки вместе с его форменным сюртуком. В подземных камерах было жарко, как в аду. Воздух здесь был неподвижен, и ничто не уменьшало июльской духоты. Вероятно, было около полудня. Он стал экспертом по части определения времени в этом проклятом месте, где не светило солнце и время отсчитывалось от моментов раздачи еды. Кормили узников дважды в день. Утром давали жидкую овсяную кашу и кофе, а вечером обычно приносили бобы и хлеб, иногда добавляли кусочек тухлой свинины.
Когда открылась дверь, Адриан нехотя сел. Охранники были с ним осторожны, потому что ему уделялось много внимания. В первые несколько дней заключения к нему шел нескончаемый поток посетителей, включая старших военно-морских офицеров, правительственных чиновников и британских дипломатов. Но в последние две недели никого не было. Было принято решение о месте его постоянного заключения, и перевод его туда откладывался только до приговора суда.
Адриан ладил со всеми тюремщиками, потому что у него не было оснований вести себя иначе, к тому же ему была свойственна не только врожденная гордость, но и врожденная любезность. Тюремщики относились к нему со свойственной им грубоватой симпатией. Осторожно, но уважительно.
— К вам посетитель, Кэбот, — сказал один из тюремщиков.
Это был сержант, на попечении которого находилась эта усиленно охраняемая часть тюрьмы.
«Опять вопросы», — подумал Адриан.
Большинство вопросов касалось исчезнувшего лоцмана, речек и проток, которыми он пользовался. Он ничего им не рассказал, но они настаивали, убеждая его в том, что передача им подобной информации могла бы облегчить его положение. Он считал их обещания ложью. Он был уверен, что они его ни за что не выпустят.
Но вопросы, по крайней мере, давали ему возможность на время покинуть эту проклятую камеру. Он потянулся за рубашкой, которая некогда была светло-зеленой, а теперь стала серой от тюремной грязи и засохшего пота. Он натянул сюртук и ощупал рукой лицо, чувствуя свежую щетину. Ему разрешали бриться через день под присмотром тюремщика.
