Карин Эссекс - Лебеди Леонардо
Глаза Беатриче следили за причудливым переплетением веток и сучьев, образующих непроходимые заросли на потолке гостиной. «Убежище для моего убежища», — подумала Беатриче, улыбаясь собственному остроумию и понимая, что, придумав этот лабиринт, magistro пытался угодить ее вкусу. Массивные стволы выступали из стен, корни словно пробивали камень, заявляя, что ничто не может остановить природу в ее буйстве. Вся комната походила на зеленую рощу. Каждый листик был тщательно прорисован. Золотистые ленты сплетались под разными углами, словно змеи в клубок. Сквозь зелень проглядывали кусочки неба и облаков: синего, фиолетового, розоватого, серого и белого цвета. Некоторые ленты поражали воображение своей вычурностью. Бесконечные, неразрывные и изменчивые, они скользили вдоль изысканно выписанных листьев и грубых сучьев, закручиваясь вокруг самих себя в вечном и мучительном вращении. Не успела Беатриче подумать, что рисунок, должно быть, изображает саму вечность, как кручение остановилось — там, где художник опустил кисть.
— Бесподобно, — промолвила она. — Величественно. Ошеломляюще. Впрочем, снова не закончено.
— Ну, это вполне в духе magistro, — заметил Лодовико. — Еще один недописанный шедевр.
Мессир Гвалтьери прибыл с письмом и плохими новостями. Словно непокорные корни на фреске, которую он сам же и нарисовал на стене, художник впал в буйство.
— Он стоял на подмостках, — рассказывал Гвалтьери, — и расписывал небо, когда появился кто-то из прислуги. Наверное, мальчишка просил денег. Magistro отшвырнул кисть и начал вопить, что он не банкир, что его замучили кредиторы и что слугам давно пора перейти на шерстяные штаны вместо кожаных, потому что они бедны и должны жить по средствам. — Гвалтьери замолчал. — Затем он попросил бумагу и написал вот это. — Он передал Лодовико свернутый пергамент. — Он тщательно подбирал слова, ваша милость. Писал очень медленно, словно нехотя.
Шевеля губами, Лодовико начал читать. Беатриче наклонилась, чтобы разглядеть, что написал magistro.
Ваша светлость, я сожалею, что нужда не позволяет мне по-прежнему служить Вам, исполняя все Ваши желания и прихоти. Я также весьма сожалею, что не получил того содержания, которое было мне обещано. И еще более я сожалею о том, что вынужден оставить службу у Вас и отправиться на поиски средств пропитания для себя и своих домочадцев (в количестве шести ртов). За последние пятьдесят шесть месяцев я получил из Вашей сокровищницы только пятьдесят дукатов. Я мог бы отделаться от прочих кредиторов, но мне пришлось заплатить священнику и могильщикам, чтобы моя дорогая мать покоилась в освященной земле и над ней были совершены необходимые обряды.
Именно поэтому я вынужден на время оставить Вас — решение, которое далось мне с великим трудом, ибо моим первейшим желанием всегда было служить Вам. Я намереваюсь использовать это время, чтобы накормить и одеть моих домочадцев. Верю и надеюсь, что вскоре смогу вернуться к тем незавершенным проектам, которые мы начали вместе. Прежде всего, я хотел бы заняться фресками, на которых задумал изобразить Вас: в виде Сына Фортуны, который прогоняет ветхую старуху Нищету золотым волшебным жезлом; в виде олицетворения Мудрости, способной распознать сквозь магические очки обман и коварство; а также в судебной мантии, выносящим суровый приговор Зависти. Вашим подданным эти фрески представят Вас милостивым правителем, который заботится только об их счастье и благоденствии. Вашей светлости, должно быть, известно, как я опечален тем, что Браманте, в отличие от меня, получил средства для работы над фреской, на которой он должен изобразить, как Ваша милость осуществляет правосудие. Кроме того, я также желал бы испытать шлюзы, которые изобрел. Ваша милость знает, что я долгие годы изучал движение вод и потому уверен в надежности придуманной мною системы. Что до «Тайной вечери», то я и сам бы желал завершить ее, но Вам, должно быть, известно, что мне не удалось найти подходящей модели для Иуды, к тому же я не получил средств для возобновления работы. Я закончу фреску, равно как и портрет Вашего семейства, когда с помощью других заказов сумею упрочить свое финансовое положение и вернуться на службу к Вашей светлости. И тогда я буду умолять Вас, чтобы герцогиня согласилась мне позировать, потому что я желаю работать только с натуры, не опираясь на описания других художников.
Не упоминаю здесь о конной статуе, ибо знаю, что сейчас не время. Остается надеяться, что когда-нибудь мне удастся завершить этот грандиозный монумент.
Оставляя Ваш двор, я лишаю себя высшего наслаждения — служить и повиноваться Вашей светлости.
ЛеонардоЛодовико отбросил пергамент.
— Видимо, он решил, что он единственный художник в Италии? — вскричал он, обращаясь к Гвалтьери. — Где сейчас Пьетро Перуджино? Пошли за ним немедленно. Напиши маркизе мантуанской, пусть пришлет сюда Мантенью. Извести всех, кто сможет приехать. Я больше не собираюсь давать приют magistro!
— Но, мой господин, почему бы просто не заплатить ему? — спросила Беатриче. Художник не просил многого — средств на пропитание и одежду для него и его домочадцев. — Зачем приглашать в Милан другого живописца, если за небольшие деньги мы сможем уговорить Леонардо закончить роспись моих покоев?
Щеки Лодовико надулись, словно он собирался извергнуть какие-то ужасные слова. Вена, похожая на зазубренную молнию, которую Беатриче видела впервые, вздулась на лбу. Беатриче гадала, не швырнет ли муж эту молнию прямо в нее, словно разгневанный Зевс?
— Что? Быть игрушкой в его руках? Именно этого он и добивается. Платить деньги, чтобы он тянул до самого Судного дня и так и не закончил ни одной работы?
Беатриче молилась, чтобы с мужем не случился очередной удар. Однако следовало вернуть Лодовико к реальности.
— Не понимаю, почему платить человеку, который состоит у вас на службе, означает быть игрушкой в его руках? Можно подумать, вы говорите о предавшей вас возлюбленной, а не о придворном живописце!
Про себя Беатриче часто сравнивала отношения Леонардо с его хозяином с отношениями пожилой семейной пары.
Герцог был неудержим в своем гневе.
— Не думайте, мадам, что вы сами так уж невинны! Если бы не эта глупая игра, которую вы с сестрой ведете за внимание Леонардо, он давно бы нарисовал наш семейный портрет и у нас была бы по крайней мере одна законченная картина за все те деньги, которые мы ему заплатили. Эта картина прославила бы нашу семью!
— Если ваша милость желает, я немедленно начну позировать Леонардо. Надеюсь, он скроет мое положение, пока оно не слишком заметно.
