Виктория Холт - Кирклендские забавы
Я обняла ее и прижала к себе.
– Мэри-Джейн, ты даже не представляешь, как это важно для меня!
Отступив на шаг, я оглядела ошеломленную девушку. Она была примерно моего роста, широкий длинный плащ совершенно скрывал фигуру и платье. Очевидно, благодаря плащу ее приняли за меня.
Я не сомневалась, что Мэри-Джейн предана мне и считает меня доброй и снисходительной хозяйкой. Она – единственный человек в этом доме, с которым меня связывает теплое, почти дружеское чувство, – Рут слишком холодна для дружбы, а тетя Сара – слишком экстравагантна. Мэри-Джейн служила мне с охотой, ибо наши отношения были более близкими, чем обычно принято между горничной и госпожой. Я решила, что могу говорить с ней откровенно.
– Мэри-Джейн, как ты думаешь, кто это был? Может, ты видела привидение?
– Говоря по чести, мадам, я ни во что такое не верю.
– Я тоже. Мне кажется, под рясой был живой человек.
– Но как он пробрался к вам в спальню, мадам?
– Именно это я и собираюсь выяснить.
– Так это он задернул полог и стащил грелку?
– Думаю, да. Мэри-Джейн, прошу тебя пока никому не говорить о том, что ты видела. Наш монах полагает, что это я сегодня на закате спешила домой через развалины. Ему и в голову не пришло, что он видел тебя. Не будем открывать ему глаза на ошибку... пока. Ты исполнишь мою просьбу?
– Можете положиться на меня, мадам.
Рождественское утро выдалось ясным и морозным. Я лежала в постели и с удовольствием разбирала почту. Одно из поздравлений пришло от человека, которого я, как и прежде, мысленно называла отцом. Он слал мне наилучшие пожелания и выражал надежду, что предыдущее его письмо не слишком меня расстроило. Настоящий мой отец также написал мне и сообщил, что рассчитывает к весне быть в Англии.
Скорее бы настала весна! Весной появится на свет мой ребенок Что еще? Не стоит забегать вперед – довольно пока и этого.
Мысли мои вернулись – впрочем, они и не уходили далеко. От этого предмета, – к необходимости разоблачить человека, пытавшегося повредить моему ребенку. Я еще раз подробно перебрала в памяти все случаи появления монаха, ибо в них лежал ключ к разгадке.
В первый раз монах вошел в мою спальню, потом выбежал в коридор и очень быстро скрылся. Чем больше я об этом думала, тем более странным казалось мне столь стремительное исчезновение. Может быть, в галерее есть тайник? Монаха видели не только в доме, но и на развалинах. Уж нет ли между Забавами и аббатством подземного хода? А что если роль монаха исполняли два человека? Например, Люк и Дамарис: она – в тот самый первый раз, дав возможность Люку появиться на лестнице в халате; он – когда мы с Дамарис шли через развалины.
Я вспомнила старинный план аббатства, который нашла в библиотеке в свой первый приезд в Забавы. Надо еще раз взглянуть на него. Если на плане есть какие-то пометки, которые могут означать подземный ход, это значительно приблизит меня к решению задачи. У меня есть две отправные точки. Во-первых, крытая галерея в аббатстве, где монах появлялся дважды – передо мной и Дамарис, а потом перед Мэри-Джейн. Надо хорошенько изучить на плане это место. Ну, а во-вторых, галерея менестрелей в Забавах.
Я горела нетерпением и была не в силах ждать, когда Мэри-Джейн придет помочь мне одеться. Да и зачем одеваться? Накинув халат, я торопливо спустилась в библиотеку. Так, где же план? Ага, вот он – пожелтевший пергаментный свиток в кожаном футляре.
Я сунула свиток под мышку, в этот момент за моей спиной раздался шорох, и, обернувшись, я увидела Люка. Он смотрел на меня с настороженностью, которую последнее время я то и дело замечала во взглядах окружающих и которая прежде ранила меня, а теперь была мне безразлична.
– О, да это Кэтрин! Веселого Рождества, Кэтрин… и плодотворного Нового года.
– Спасибо, Люк.
Он стоял в дверях загораживая мне дорогу. Я смутилась не столько из-за свитка под мышкой, сколько из-за своего неглиже.
– Что случилось, Кэтрин? – осведомился Люк.
– Ничего.
– У тебя такой вид, словно ты боишься, как бы я тебя не проглотил.
– Значит, мой вид обманчив.
– Ты и вправду настроена ко мне благожелательно этим прекрасным рождественским утром?
– Именно в это утро надо быть благожелательной ко всем.
– Ты просто отбиваешь хлеб у Картрайта. Сегодня нам придется тащиться в церковь и слушать его рождественскую проповедь... – Он зевнул. – Иногда мне хочется поступить так, как один помещик, про которого мне рассказывали. Он приходил в местную церковь, засекал по часам время – десять минут на проповедь, и ни секундой больше, – когда же время истекало, он щелкал пальцами, и священник закруглялся – если, конечно, боялся потерять место. Пожалуй, я попробую это проделать, когда…
Я пристально взглянула на юношу, прекрасно понимая, что он хотел сказать: когда стану здесь полновластным хозяином. Мне стало не по себе, хотя в библиотеке было светло.
– А что ты читаешь? – Люк ухватился за кожаный футляр.
– Да так, набрела случайно. Хочу рассмотреть получше.
Он вытащил у меня план, несмотря на мое нежелание расставаться с ним; впрочем, я не слишком сопротивлялась – не играть же мне с ним в перетягивание свитка.
– Снова это аббатство! – пробормотал он. – Знаешь, Кэтрин, у тебя повышенный интерес к аббатствам, монахам и прочим вещам в этом роде.
– А у тебя?
– У меня? С чего ему взяться? Я здесь родился, так что мне все это не в диковинку. Вот приезжие, те не устают восторгаться.
Люк сунул свиток обратно мне под мышку.
– Ой, Кэтрин, да мы же стоим под омелой! – воскликнул он, проворно обнял меня и поцеловал в губы. – Веселого Рождества, Кэтрин, и счастливого Нового года!
После этого он посторонился и пропустил меня с насмешливым поклоном. Стараясь сохранять достоинство, насколько позволяла ситуация, я вышла из библиотеки и направилась к лестнице. Люк стоял на том же месте и глядел мне вслед.
Неудачно, что Люк меня видел. Интересно, догадывается ли он, зачем мне вдруг понадобился старый план аббатства. Вообще Люк меня беспокоит... Я не понимаю его, но мне кажется, что мое присутствие в доме раздражает его более чем кого бы то ни было. Его и Рут. Если они действуют заодно, тогда многое становится ясным. А Дамарис лгала просто из преданности Люку.
Поднявшись к себе, я снова забралась в постель и принялась изучать план.
«Кирклендское аббатство», – гласила надпись на верху листа, под ней шла дата: «1520». Мне представилось, будто под моим взглядом аббатство поднялось из руин, разрушенные стены восстановились, на них легла целехонькая крыша. Так вот каким оно было – настоящий маленький городок, не нуждавшийся во внешнем мире, самодостаточный, способный обеспечить себя без помощи извне. Оказывается, я хорошо изучила его топографию – благодаря не столько частым посещениям, сколько воображению, которое меня не обмануло. Главная башня могла служить отличным ориентиром. Я уперлась в нее пальцем. Так... Северный и южный трансепты, алтарь, галерея, здание капитула, дортуар. А вот и крытая галерея с массивными колоннами, за которыми прятался монах, – она ведет к трапезной, пекарням и солодовне. Мой взгляд упал на надпись: «Вход в подвалы».
