Лавирль Спенсер - Колибри
– Я не хочу быть реальным для тебя. Позволь мне остаться тем, что я есть.
Когда он наконец поднял глаза и устремил их прямо на мисс Абигейл, в них светился вызов.
– Ведь ты уже знаешь, кто я такой. Я фотограф, как я и сказал.
– Нанятый Джеймсом Хадсоном?
Он сделал большой глоток, поглядывая на Эбби поверх стакана, потом опустил глаза и произнес:
– Почему железная дорога так волнуется о вас, если вы всего лишь делаете картинки?
– Думаю, им они нравятся.
– Наверно. Я очень хотела бы их увидеть, если можно. Ваши фотографии должны быть необычными.
– Да нет. Они просто живописны, а необычны, может быть, потому, что на них изображена жизнь железной дороги такой, какая она есть.
– Прошлой ночью вы говорили не это. Он в первый раз насмешливо улыбнулся.
– Ну... это единственный раз, когда я немножко соврал. Но ты сама убедишься, когда увидишь их.
– А я увижу? – посмела спросить мисс Абигейл, хотя сердце ее выскакивало из груди.
– Трудно сказать. Мы с Джимом хотим завтра утрясти одно дельце. – Он положил загорелую руку на оконную раму и посмотрел на дорогу. – Потом я уеду из города.
«Нет, еще нет!»– мысленно взмолилась мисс Абигейл. Зная, ч го это неизбежно, она уже ощущала пустоту, хотя и желала раньше, чтобы он уехал. Все еще глядя в окно, Джесси серьезно добавил:
– Если у меня когда-нибудь появится возможность вернуться сюда и показать тебе самой фотографии, я непременно сделаю эго Она с горечью поняла, что этого никогда не произойдет.
– Вы уверены, что уже поправились, чтобы путешествовать? – Он бросил взгляд в ее сторону.
– Ну ты же хочешь, чтобы я убрался отсюда?
– Да, хочу, – соврала она и закончила уже правдой: – Но чтобы вам не было хуже.
Его глаза остановились на ее лице, и их выражение моментально потеплело.
– Не забивай себе голову, Эбби. Ты уже достаточно беспокоилась обо мне.
– Но вы заплатили мне слишком много, – возразила она.
Он видел, как напряженно она сидела в кресле, руки мисс Абигейл сжимали стакан так, словно она все еще до смерти боялась Джесси. Он предположил, что она знала правду о нем, но уйти, не подтвердив ее, будет легче.
– Тебе платит железная дорога, а не я или Джим, – сказал он убедительно.
– Я знаю. Я имела в виду, что одна тысяча – это много.
– Сколько, по-твоему, стоит моя жизнь? – спросил он, чтобы услышать, что она скажет, зная теперь, что она им в некотором смысле дорожит.
Ее глаза полукругом обвели комнату и остановились на его руке со стаканом.
– Больше, чем стакан лимонада... – Она полностью утратила самообладание. – Ох, я не знаю. – И вздохнула, опустила голову на руки, смотря на свои колени.
– Сколько это все стоит – все, что ты сделала, спасая мою жизнь? Я никогда точно не знал, что ты для меня сделала. Кое-что из этого я узнал в ту ночь, когда я был с тобой...
Его глаза скользнули на кровать, потом он резко отвел их к окну. Черт, что вытворяет эта женщина с его головой! Глядя невидящим взглядом на летний полдень, он хрипло сказал:
– Эбби, я чертовски виноват.
Она подняла голову и увидела профиль: он сглотнул, его кадык двигался, казалось, он поглощен милым двориком за окном. Лицо мисс Абигейл запылало, ее рот и глаза, казалось, внезапно наполнились соленой влагой.
– Я... я тоже виновата, мистер Д... Дюфрейн, – выдавила она.
Охватив ладонью раму, Джесси повернул голову и, положив ее на руку, молча смотрел на Эбби. Потом, наконец, из-за этой покрытой загаром руки, тихо донеслось:
– Джесси... меня зовут Джесси.
Ему почему-то захотелось услышать, как она произносит его имя, всего лишь раз, зная уже, что он не преступник.
Она устремила глаза на его лицо, ища следы насмешки, но увидела лишь тихую сосредоточенность, которая грозила погубить мисс Абигейл. Имя повисло в воздухе, и мисс Абигейл хотелось повторить его, но они знали, что сделай она так, оба бы потеряли голову.
Глаза мисс Абигейл остановились на мускулистой руке, из-за которой черным пятном выглядывали усы. Теперь только очень внимательный глаз мог определить, что они когда-то были сбриты: мистер Хадсон очень давно знал этого человека и поэтому заметил перемену. «Знал ли он так же хорошо душевные качества Джесси, на которые намекал?» – гадала Эбби.
Наблюдая через дверной проем за Джесси, мисс Абигейл могла точно сказать, что, глядя на своего удаляющегося друга, он нестерпимо желал присоединиться к нему, чтобы вернуться к шумной, суровой жизни железной дороги, которую они делили многие годы. Она не имела никакого права мечтать, чтобы Джесси остался.
Тишина затянулась и стала более напряженной. Наконец Джесси опустил руку с оконной рамы и оглядел комнату, словно осматривая ее в последний раз.
– Я хочу поблагодарить тебя, Эбби, за эту комнату. Она прекрасна. Комната настоящей леди. Ты наверное с большой радостью вернешься сюда.
– Мне вполне удобно и наверху, – тускло произнесла она.
– В такие ночи там должно быть жарче, чем здесь. Прости, что выгнал тебя. – Он посмотрел на маленькую двойную овальную раму, потянулся и взял ее. – Это твои родители?
– Да, – ответила Эбби. Он задумчиво постучал по рамке:
– Ты больше похожа на него, а не на нее.
– Люди всегда говорили, что я похожа на отца, а веду себя как мать. – Только произнеся это, она поняла, что сказала. Комната наполнилась тишиной. Джесси прочистил горло, рассмотрел изображение, взвесил его на ладони и словно забыл о нем, оставив качаться на пальцах: наклонившись и глядя в пол, он заговорил. В его голосе слышалось больше чувства, чем когда-либо.
– Эбби, забудь, что я говорил о твоей матери. Что за черт, я ведь даже не знал ее.
Она уставилась на рамку в знакомой руке.
11 Комок застрял в горле, а на ресницах появились слезы.
– Нет... вы знаете, мне кажется, вы знаете ее лучше меня.
Он поднял на нее изумленный взгляд и, казалось, был готов броситься к ней, хотя даже и не шелохнулся. В какой-то момент мисс Абигейл была уверена, что он окажется рядом. Она чувствовала внутреннюю борьбу, происходящую в нем. Но он замер в нерешительности. Имя, которое он произносил так часто, чтобы уколоть ее, на этот раз прозвучало с резким чувством.
– Эбби?
Он произнес его так, что мисс Абигейл пожалела, что его невозможно изваять из камня и носить, может быть, в медальоне, или закладывать между страницами книжки сонетов. Ей следовало поправить Джесси, но дни, когда она бранила его, ушли в прошлое, а этот разговор тянулся много-много лет. Услышав свое имя, только что слетевшее с его губ, глядя в черные пронзительные глаза, в которых застыли немые вопросы, и на сосредоточенное лицо, мисс Абигейл не могла не предположить, что ему тоже было очень больно, и про себя умоляла его не смотреть на нее.
